Здравствуйте, Mad Maestro!
Вы не пугайтесь, я всех пчел приветствую
Ну шляпы так шляпы Люблю паропанк...
SteamPunk hat with skull by ~ranmanekineko on deviantART
Hat man by ~Carito on deviantART
Steampunk Clock Hat by ~ADreamersImagination on deviantART
Ludiculous Skytop Zeppelin Hat by *porkshanks on deviantART
Hat Trick by ~tote-augen on deviantART
Time Traveler's Top-Hat No. 2 by ~Atratus on deviantART
Тот же автор, Gothic Anachronaut's Top Hat
little hat by =HannahHavoc on deviantART
Начала читать книжку О.И. Тогоевой "Истинная правда". Языки средневекового правосудия. Нря. Основной источник - регистр Шатле, свод уголовных дел, рассмотренных в Париже в 1389-1392 г.г.
Плата за содержание в тюрьме Шатле, Париж
Судя по ордонансам, в конце XIV в. Шатле была переполнена до такой степени, что тюремщики не знали, куда помещать новых заключенных. При этом тюремное заключение было платным. Так, только за само помещение в тюрьму обвиняемый должен был заплатить определенную сумму, согласно своему социальному статусу: граф - 10 ливров, шевалье - 20 парижских су, экюйе - 12 денье, еврей - 2 су, а «все прочие» - 8 денье.
Дополнительно оплачивалась еда и постель. «Прокат» кровати стоил в Шатле в 1425 г. 4 денье. Если заключенный приносил кровать с собой, то платил только за место (2 денье). Такой привилегией пользовались наиболее высокопоставленные преступники, помещавшиеся обычно в соответствующих их социальному статусу отделениях тюрьмы - "Cheynes", "Beauvoir", "Gloriette", "La Mote", "La Falle". На своих кроватях они спали в гордом одиночестве. Что касается прочих, то ордонанс запрещал тюремщикам помещать на одну койку больше 2-3 человек (в помещениях "Boucherie", "Griesche"). Заключенный в "Beauvais" спал на соломе за 2 денье, а в "Puis", Gourdaine", "Berfueil" и "Fosse" платил 1 денье (видимо, за голый пол) .
От себя:
1 ливр = 20 су
1 су = 12 денье
Денье - серебряная монета (фактически динарий). Видимо, цены приводятся за год.
И еще про содержание:
Социальное неравенство проявлялось и в питании. По закону преступникам полагались лишь хлеб и вода, но «благородный человек» имел право на двойную порцию, а по особому разрешению прево - на помощь семьи и друзей. В самом выгодном положении находились те, кто был посажен в тюрьму за долги, - их содержали кредиторы.
Приятное разнообразие в меню вносили лишь пожертвования частных лиц, церковных учреждений и ремесленных корпораций. Они остояли обычно из хлеба, вина и мяса, но происходили только по праздникам.
Мужчины и женщины содержались в тюрьме раздельно. То же правило пытались ввести и в отношении подельников, однако, из-за большой скученности, это не всегда удавалось. Тюремщикам запрещались любые физические и моральные издевательства над заключенными, тем более, что особо опасные преступники находились в карцере (cachot) или «каменном мешке» (oubliette) или бывали закованы в цепи (за которые сами же и платили).
Уловки уголовников
Уловка с фальшивой тонзурой должна была, по замыслу ее владельца, превратить его в клирика. Превращение в «клирика», с точки зрения уголовника, спасало его от преследований светского суда, а, следовательно, от смерти, поскольку суд церковный в качестве высшей меры наказания для лиц духовного звания использовал не смертную казнь, а пожизненное заключение на хлебе и воде. Точно так же исключались пытки и связанные с ними страдания. Впрочем, такая стратегия судьям была прекрасно известна: даже в выборке Кашмаре упоминается 15 случаев маскировки под клирика.
Еще более показательно замечание Кашмаре, сделанное по поводу очередного аналогичного казуса: «[Господин прево] доложил вопрос [о таких клириках] на большом королевском совете господам из парламента, и те постановили, что все люди, которые будут называться клириками, для которых будет определен срок доказать подлинность тонзуры и которые не будут уметь читать или не будут знать ни одной буквы, по истечении этого срока, будут посланы на пытку, чтобы узнать от них правду о том, являются ли они клириками и получили ли они тонзуру по закону...».
Не менее желанным был и образ «достойного человека» (homme honnete), связанный в первую очередь с хорошей, дорогой одеждой. Отношение судей к обвиняемому прежде всего зависело от его внешнего вида. Кашмаре подтверждает это на примере некоего Перрина Алуэ, плотника, арестованного 23 января 1390 г. за кражу из аббатства Нотр-Дам в Суассоне серебряных и позолоченных сосудов. Алуэ не стал отрицать своей вины: казначей аббатства задолжал ему за работу, тогда как Перрин испытывал нужду в деньгах. Разгневанный таким отношением к себе, «по наущению Дьявола» (par temptacion de l'ennemi), он совершил кражу. Несмотря на признание Алуэ, судьи посчитали его «достойным человеком, не нуждающимся в деньгах, поскольку он хорошо и достойно одет...», что позволило им не применять к нему пыток.
Обратная ситуация отражена в деле Симона Лорпина, арестованного 9 августа 1391 г. по подозрению в краже одежды: двух рубашек, шерстяной ткани и куртки. Симон, естественно, отрицал свою вину. Однако судьи были иного мнения: учитывая показания свидетелей, которые видели Симона накануне предполагаемой кражи «в одном рванье» , а также то, «что куртка ему не подходит и скорее всего является ворованной и что упомянутый заключенный не одет даже в рубашку, а также [учитывая] что он, что [представляется] более правдоподобным, для приезда в Париж, чтобы быть [одетым] более чисто и сухо, надел одну из упомянутых рубашек» они решили послать его на пытку.
А вот это жесть...
В то время, когда составлялся регистр Шатле, для приговоренных к смерти не существовало исповеди как таковой. Она была запрещена. Уголовный преступник, т.е. человек социально опасный, не мог и не должен был, с точки зрения судей, рассчитывать на спасение души. Исповедь была официально разрешена только в 1397 г., но судьи восприняли ее негативно. Потребовалось какое-то время и усилия французских теологов (Филиппа де Мезьера и Жана Жерсона), чтобы позволить священникам посещать заключенных накануне казни.
Из приговора: «И будешь ты повешен высоко и далеко от земли, чтобы ты понял, что эта земля, которую ты не побоялся осквернить, отныне не дарует тебе ни укрытия, ни поддержки.»
МirrinMinttu, тебе должно понравиться
Насколько можно судить по дошедшим до нас документам, женщины в XIV-XV вв. были вовсе не прочь поговорить о своих чувствах. Иногда они обсуждали их даже охотнее и откровеннее, чем мужчины. Чего стоит, например, заявление, сделанное некоей молодой особой 12-ти лет во время слушания дела о ее замужестве в 1405 г. Через своих представителей она сообщила судьям, что никто другой, кроме ее дружка по имени Гоше ей не нужен, поскольку он - «мужчина, которого она любит, и в голом виде он ей нравится больше, чем тот, кого выбрал ей дядя».
Книги того же автора - krotov.info/spravki/persons/21person/1970togoev...
И отдельно "Ремесло воровства" - ec-dejavu.ru/v/Vor_2.html
З.Ы. А песня, которая в "настроении", ассоциируется у меня исключительно с Сириусом Блэком.
Вы не пугайтесь, я всех пчел приветствую
Ну шляпы так шляпы
Люблю паропанк...SteamPunk hat with skull by ~ranmanekineko on deviantART
Hat man by ~Carito on deviantART
Steampunk Clock Hat by ~ADreamersImagination on deviantART
Ludiculous Skytop Zeppelin Hat by *porkshanks on deviantART
Hat Trick by ~tote-augen on deviantART
Time Traveler's Top-Hat No. 2 by ~Atratus on deviantART
Тот же автор, Gothic Anachronaut's Top Hat
little hat by =HannahHavoc on deviantART
Начала читать книжку О.И. Тогоевой "Истинная правда". Языки средневекового правосудия. Нря. Основной источник - регистр Шатле, свод уголовных дел, рассмотренных в Париже в 1389-1392 г.г.
Плата за содержание в тюрьме Шатле, Париж
Судя по ордонансам, в конце XIV в. Шатле была переполнена до такой степени, что тюремщики не знали, куда помещать новых заключенных. При этом тюремное заключение было платным. Так, только за само помещение в тюрьму обвиняемый должен был заплатить определенную сумму, согласно своему социальному статусу: граф - 10 ливров, шевалье - 20 парижских су, экюйе - 12 денье, еврей - 2 су, а «все прочие» - 8 денье.
Дополнительно оплачивалась еда и постель. «Прокат» кровати стоил в Шатле в 1425 г. 4 денье. Если заключенный приносил кровать с собой, то платил только за место (2 денье). Такой привилегией пользовались наиболее высокопоставленные преступники, помещавшиеся обычно в соответствующих их социальному статусу отделениях тюрьмы - "Cheynes", "Beauvoir", "Gloriette", "La Mote", "La Falle". На своих кроватях они спали в гордом одиночестве. Что касается прочих, то ордонанс запрещал тюремщикам помещать на одну койку больше 2-3 человек (в помещениях "Boucherie", "Griesche"). Заключенный в "Beauvais" спал на соломе за 2 денье, а в "Puis", Gourdaine", "Berfueil" и "Fosse" платил 1 денье (видимо, за голый пол) .
От себя:
1 ливр = 20 су
1 су = 12 денье
Денье - серебряная монета (фактически динарий). Видимо, цены приводятся за год.
И еще про содержание:
Социальное неравенство проявлялось и в питании. По закону преступникам полагались лишь хлеб и вода, но «благородный человек» имел право на двойную порцию, а по особому разрешению прево - на помощь семьи и друзей. В самом выгодном положении находились те, кто был посажен в тюрьму за долги, - их содержали кредиторы.
Приятное разнообразие в меню вносили лишь пожертвования частных лиц, церковных учреждений и ремесленных корпораций. Они остояли обычно из хлеба, вина и мяса, но происходили только по праздникам.
Мужчины и женщины содержались в тюрьме раздельно. То же правило пытались ввести и в отношении подельников, однако, из-за большой скученности, это не всегда удавалось. Тюремщикам запрещались любые физические и моральные издевательства над заключенными, тем более, что особо опасные преступники находились в карцере (cachot) или «каменном мешке» (oubliette) или бывали закованы в цепи (за которые сами же и платили).
Уловки уголовников
Уловка с фальшивой тонзурой должна была, по замыслу ее владельца, превратить его в клирика. Превращение в «клирика», с точки зрения уголовника, спасало его от преследований светского суда, а, следовательно, от смерти, поскольку суд церковный в качестве высшей меры наказания для лиц духовного звания использовал не смертную казнь, а пожизненное заключение на хлебе и воде. Точно так же исключались пытки и связанные с ними страдания. Впрочем, такая стратегия судьям была прекрасно известна: даже в выборке Кашмаре упоминается 15 случаев маскировки под клирика.
Еще более показательно замечание Кашмаре, сделанное по поводу очередного аналогичного казуса: «[Господин прево] доложил вопрос [о таких клириках] на большом королевском совете господам из парламента, и те постановили, что все люди, которые будут называться клириками, для которых будет определен срок доказать подлинность тонзуры и которые не будут уметь читать или не будут знать ни одной буквы, по истечении этого срока, будут посланы на пытку, чтобы узнать от них правду о том, являются ли они клириками и получили ли они тонзуру по закону...».
Не менее желанным был и образ «достойного человека» (homme honnete), связанный в первую очередь с хорошей, дорогой одеждой. Отношение судей к обвиняемому прежде всего зависело от его внешнего вида. Кашмаре подтверждает это на примере некоего Перрина Алуэ, плотника, арестованного 23 января 1390 г. за кражу из аббатства Нотр-Дам в Суассоне серебряных и позолоченных сосудов. Алуэ не стал отрицать своей вины: казначей аббатства задолжал ему за работу, тогда как Перрин испытывал нужду в деньгах. Разгневанный таким отношением к себе, «по наущению Дьявола» (par temptacion de l'ennemi), он совершил кражу. Несмотря на признание Алуэ, судьи посчитали его «достойным человеком, не нуждающимся в деньгах, поскольку он хорошо и достойно одет...», что позволило им не применять к нему пыток.
Обратная ситуация отражена в деле Симона Лорпина, арестованного 9 августа 1391 г. по подозрению в краже одежды: двух рубашек, шерстяной ткани и куртки. Симон, естественно, отрицал свою вину. Однако судьи были иного мнения: учитывая показания свидетелей, которые видели Симона накануне предполагаемой кражи «в одном рванье» , а также то, «что куртка ему не подходит и скорее всего является ворованной и что упомянутый заключенный не одет даже в рубашку, а также [учитывая] что он, что [представляется] более правдоподобным, для приезда в Париж, чтобы быть [одетым] более чисто и сухо, надел одну из упомянутых рубашек» они решили послать его на пытку.
А вот это жесть...
В то время, когда составлялся регистр Шатле, для приговоренных к смерти не существовало исповеди как таковой. Она была запрещена. Уголовный преступник, т.е. человек социально опасный, не мог и не должен был, с точки зрения судей, рассчитывать на спасение души. Исповедь была официально разрешена только в 1397 г., но судьи восприняли ее негативно. Потребовалось какое-то время и усилия французских теологов (Филиппа де Мезьера и Жана Жерсона), чтобы позволить священникам посещать заключенных накануне казни.
Из приговора: «И будешь ты повешен высоко и далеко от земли, чтобы ты понял, что эта земля, которую ты не побоялся осквернить, отныне не дарует тебе ни укрытия, ни поддержки.»
МirrinMinttu, тебе должно понравиться
Насколько можно судить по дошедшим до нас документам, женщины в XIV-XV вв. были вовсе не прочь поговорить о своих чувствах. Иногда они обсуждали их даже охотнее и откровеннее, чем мужчины. Чего стоит, например, заявление, сделанное некоей молодой особой 12-ти лет во время слушания дела о ее замужестве в 1405 г. Через своих представителей она сообщила судьям, что никто другой, кроме ее дружка по имени Гоше ей не нужен, поскольку он - «мужчина, которого она любит, и в голом виде он ей нравится больше, чем тот, кого выбрал ей дядя».
Книги того же автора - krotov.info/spravki/persons/21person/1970togoev...
И отдельно "Ремесло воровства" - ec-dejavu.ru/v/Vor_2.html
З.Ы. А песня, которая в "настроении", ассоциируется у меня исключительно с Сириусом Блэком.
@музыка: Нечего делать внутри, я стою на пороге,
@настроение: Жду когда кто-нибудь треснет мне дверью по морде...
@темы: история, Языки средневекового правосудия, музыка, подборка фоток
А я хотела Молнию! Я люблю гламурные розовые мотоциклы!
Раскрашенное ч/б, как старые фотографии.
. Поэтому увы, в гости я сейчас как-то не того.
)
