[AksaAt]

Грустно. Скорость на нуле, на работе очередной геморрой (на этот раз - абсолютно текущий, и я всё успеваю, просто муторно - работала даже без обеда. План догнать надо до 1 января за отпускной сентябрь). Марынко дома на ремонте, выйдет только в среду.
Со следующей зарплаты покупаю фотик, но до зарплаты еще жить неделю, а в кошельке 150 рублей, а копилку разбивать не хочется - поэтому на работе кончился сахар. Хорошо что домой меня возит Ирин папа на машине - это не только в полтора раза быстрее, но и экономия...
Прочитала про царицу Евдокию (первую жену Петра I). Жалко ее. Хоть и х его з, как там всё было на самом деле, но всё равно жалко.

Евдокия была дочь боярина Илариона Абра­мовича Лопухина, который, после бракосочетания своей дочери с царем Петром Алексеевичем 1689 года, переименован, по ста­рому обычаю у государей русских, Феодором, и Евдокия, уже не по отечеству назы­валась Иларионовною, а по супружеству Феодоровною. Супруга Петра Евдокия отличалась не одною телесною красотой, но благочестием, скромностью и добротою, и привержена была к праотеческим обычаям. Едва минул медовый месяц брака, как юный пылкий Петр, питомец и друг Лефорта, скучавший единообразием отечественных обычаев, охотно стал увле­каться заманчивым разнообразием иноземных: оставив свою молодую жену у ея свекрови, сам уехал с немецкими мастерами в Переславль-3алесский строить суда. Евдокия, страстно любившая Петра, без него грустила; в письме своем она простодушно высказала свои чувства: «Государю моему, радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, свет мой, на множе­ство лет! Просим милости, пожалуй, госу­дарь, буди к нам, не замешкав. А я, при милости матушкиной, жива. Женишка твоя Дунька челом бьет».

После рождения сына Алексея Петровича 1690 году, около почти четырех лет, хотя и не обнаруживалось резкаго несогласия между супругами, но мало по малу Петра отдаляли от молодой его супруги частыя его отлучки, дальние походы, Немецкая слобода, смазливая и ловкая немочка Анна Монс, которую потом заменила Екатерина. Без Петра Евдокия грустила, вызывала его к себе, писала ему; но он забывал ее в шумных пирушках разгульнаго Кокуя. Царица Наталья Кириловна, любившая свою невестку, старалась поддержи­вать согласие между молодыми супругами; но с ея смертию оно совершенно нарушилось. Евдокия, узнав о поступках своего мужа, стала его ревновать. Ея ревность к нему и приверженность к старым благочестивым обычаям, отвращение от новых, казавшихся ей нечестивыми, до того наскучили Петру, что, пред отъездом своим за границу, в 1696 году, он решился совершенно оставить жену свою и даже писал из Лондона к Нарыш­кину, Стрешневу и духовнику царицы, чтобы они склоняли ее идти в монастырь и по­стричься. Через два года он возвратился из чужих краев; Евдокия с нетерпением ожидала его к себе: он не посетил ея, а был у Анны Монс. Между тем поверенные его продолжали убеждать Евдокию идти в мо­настырь. Она упорствовала; но сентября 22 1698 года царевна Наталья Алексеевна увезла от нея сына ея Алексея в Преображенское, а царицу Евдокию отправили в Суздальский Покровский монастырь. Петр однако не довольствовался заточением своей супруги, а велел насильно се постричь. Пострижение совершено тайно, не в церкви, а в кельи, так что в монастыре об этом никто и не знал. Евдокия в иночестве получила имя Елены. Какая же была законная причина к разсторжению брака и к насильственному пострижению же­ны? «За некоторыя ея противности», отвечал Петр. Ей даже не определено было никако­го денежнаго содержания, так что первое вре­мя она жила там в горе и нужде; толь­ко родные ея Лопухины помогали ей платьем и съестными припасами. Долго она теснилась в чужой келье, до тех пор, пока не по­строили ей новой, обширнейшей при церкви; там окружали ее приближенныя к ней мо­нахини; к ней явился любимый ее карла Терентьев.

В таких испытаниях протекал уже деся­тый год с тех пор, как Евдокия, в цвете лет, здоровья и красоты, перешла из светлых царских палат в мрачную келью и пе­ременила блистательное царское одеяние на чер­ную власяницу инокини. Услышав об игумене Сновидскаго монастыря, Досифее Глебове, сла­вившемся предсказаниями, Евдокия отправилась к нему. Он утешил ее надеждою, что царь «возвратит ее к себе, и что она будет «опять царицею или при жизни, или по смерти Петра». Такое отрадное для нея обнадеживание приняв за пророчество, она сняла с себя иноческое одеяние, с тем вместе переменила и образ жизни своей. Неизвестно, почему, только в это самое время содержание Евдокии улучшилось: у ней уже было при келье шесть дневальных для посылок, на поварне гото­вили ей постное и скоромное кушанье два по­вара, провизия покупалась на монастырския день­ги. Евдокия разрешила себе даже на мясное; но в расходных книгах мясную провизию записывали рыбою. В храмовой монастырский праздник и в торжественные дни тезоименитства царя Петра и царевича Алексея, к бывшей царице приезжали в монастырь из Суздаля с поздравлением архиерей и светския власти; являлись к ней на поклон и Суздальские земские и таможенные бурмистры с подносом рыбы, колачей, меда, яблок. Она угощала одних у себя в кельи, других на монастырском погребу.

Здесь пропускаем подробности ея богомоленных путешествий по монастырям: оне почти все одинаковы. Пребывая в Суздальском монасты­ре, Евдокия не преставала питать себя надеждою на возвращение к своему супругу, а он между тем, слыша ропот народа на свои насильствен­ные поступки с женой, по видимому, искал случая и предлога оправдать себя и обвинить ее. Случай представился. Заметим, что в этот промежуток времени Петр I двукратно вен­чался с Екатериною: 1707 года тайно в Троицком соборе и явно в 1712 году в Исакиевском соборе. В 1710 году, духовник Евдокии Феодор Пустынный познакомил ее с приезжавшим в Суздаль, для набора рекрут, маиором Глебовым, молодым и богатым человеком. Евдокия сначала отвергала такое знакомство; но ея приближенные успели ее уговорить принять Глебова, родственника, или софамильнаго игумену, потом епископу, Досифею Глебову. Услужливые шпионы поспе­шили донести об этом Петру; явились в доказательство любовныя письма Евдокии к Глебову, которых склад и приемы — более ри­торские, выисканные, нежели простые разговор­ные, как следовало ожидать от русской, малограмотной и малообразованной женщины, ка­кова была Евдокия; так что можно подозревать подделку их к ея обвинению. Как бы то ни было, но скандалезная переписка, истинная или поддельная, напечатана при высочайшем манифесте церковными буквами. Из нея сочинитель биографии Евдокии приводит следующую выписку, именно из письма, которое скорее могла она обратить к Петру, а не к Глебову: «Забыл скоро меня. Не умилостивили тебя здесь ничем. Мало, знать лице твое и руки твои и все члены твои и суставы рук и ног твоих, мало слезами моими.... не умели угодное сотво­рить.... свет мой, батюшка мой, душа моя, ра­дость моя, знать уже злопроклятый час прихо­дит, что мне с тобою разставаться. Лучше бы мне, душа моя с телом разсталась. Ох! свет мой!... Как мне на свете быть без тебя! Как живой быть! И так Бог весть, каково ты мне мил! Уже мне нет тебя милее, ей Богу. Ох, любезный друг мой, за что ты мне таково мил! Носи, сердце мое, мой перстень, меня люби, а я такой же себе сделала.... а тебя до смерти не забуду; никогда ты из ра­зума не выдешь. Ты, мой друг, не забудешь ли меня, а я тебя ни на час не забуду.... Как мне будет твою любовь забыть, так жить без тебя, душа моя! Что ты меня покидаешь, кому меня вручаешь, ох друг, ох свет мой!»

В то же время Глебов, опасаясь вредных последствий для царицы и для себя от лазутчиков, которыми окружена она была, сам стал удаляться от нея; но эта мера не спасла ни его, ни ея от Петра, который конечно уже не из ревности к отверженной им жене, по для одного оправдания себя пред народом, произвел строжайшее следствие не только над ними, но и над всеми, сколько нибудь прикосновенными к этому делу. Он подозревал и жену и сына своего Алексея в тайном сношении с заговорщиками против него.

Февраля 10 Покровский монастырь в Суздале окружен был солдатами. Там разнеслась грозная весть о приезде царскаго посла Скорнякова, который застал Евдокию в светской одежде, осматривал у нея сундуки и ларцы, даже поминанья в алтаре. Забрав всех сидевших у нея в кельи стариц, крылошанок и девиц, весь причет церковный и некоторых светских особ, Скорняков отправил­ся в Москву на страшный розыск вместе с царицею. С дороги Евдокия собственноручно послала к супругу своему письмо, по видимо­му, продиктованное ей: «Всемилостивейший го­сударь! В прошлых годех, а в котором, не упомню, при бытности Семена Языкова, по обещанию своему, пострижена я была в Суздальском Покровском монастыре в старицы, и наречено мне было имя Елена. И по пострижении, в иноческом платье, ходила с пол­года, и не восхотя быть инокою, оставя мона­шество, и скинув платье, жила я в том мо­настыре скрытно, под видом иночества, мирянкою. И то мое скрытие объявилось чрез Григорья Писарева. И ныне я надеюся на человеколюбивыя вашего величества щедроты, припадая к ногам вашего величества, прошу милосердия, того моего преступления о прощении, чтоб мне безгодною смертию не уме­реть. А я обязуюсь по прежнему быть инокою и пребыть в иночестве до смерти своея и буду Бога молить за тебя государя. Вашего ве­личества нижайшая раба, бывшая жена ваша Авдотья».

Но эти повинная и просьба не смягчили оскорбленнаго Петра, Начался страшный розыск. Привезенных допрашивали и пыта­ли, одним отрубили головы, других секли кнутом и сеченных, с вырванными ноздря­ми, ссылали па каторгу. Ужасныя мучения раз­вязали языки приближенных к Евдокии; они разсказали о ея сношениях с царевною Марией Алексеевной, враждебною Петру, о пе­реписке с братом царицы Авраамом Лопухиным, и с племянником Григорием Собакиным и другими. При розыске в тайной канцелярии, арестовано и посажено в тюрьму более 150 человек, которым был пристрашный допрос и пытки. Прежнюю супругу царя в Преображенском на генеральном дворе поставили на одну доску с Глебовым, чтобы вынудить у нея показание о возведенном на нее преступлении против святости супружескаго ложа; при ней пытали других, что на­зывалось тогда, «на заказ». Устрашенная видом пыточных орудий и самых мучений, оглушен­ная воплями, криками и предсмертными стонами, слабая, запуганная женщина приняла на себя вину и даже подписалась в том. Но Глебов решительно отвергнул это и твердо стоял в своем показании до последняго дыхания. Приведем здесь свидетельство не туриста какого либо, но адъютанта императора, близкаго к нему и к императрице Екатерине I, очевидца многих описанных им событий, которым однакож не пользовался почтенный описатель жиз­ни Евдокии. Вот что говорит Вильбуа: «Среди ужасных пыток, которыя Глебов терпел, по воле и в присутствии самого царя, шесть недель сряду, чтобы исторгнуть у оговореннаго признание, он твердо защищал честь и невинность Евдокии». Ему стоило только выгово­рить слово обвинения Евдокии, он избегнул бы жесточайших пыток и мучительной каз­ни, истерзанный и изувеченный палачами в застенках, он посреди Красной площади, пред глазами народа, посажен был на кол, раздиравший ему всю внутренность. Царь, подошедши к страдальцу, заклинал его всем, что есть свято, признаться в преступлении и подумать, что он скоро явится на суд Божий; Глебов, поворотив голову к государю и хладнокровно выслушав его, сказал ему с презрением: «Ты сколько жесток, столько и безразсуден; думаешь, что если я не признался среди неслыханных мучений, которыми ты меня истязывал, стану пятнать невинность и честь безпорочной женщины, в то время, ко­гда не надеюсь более жить. Удались, дай умереть спокойно тем, которым ты не да­ешь спокойно, жить». В это же время там палачи разстерзали епископа ростовскаго Досифея Глебова; голова его воткнута была на железный рожон у Лобнаго места.

И так, если несомненно свидетельство иностраннаго очевидца, если не лживы предсмертныя слова мученика Глебова, то можно ли при­знать подлинными любовныя письма к нему Евдокии?

Вскоре после отречения царевича Алек­сея от престолонаследия в пользу сына Екатерины, царевича Петра, марта 20, 1718 года, Евдокия послана в Ладожский девичий мо­настырь, как бы опасная государственная преступница. Ее содержали больную в тес­ной, холодной и угарной келье. Сопровождав­шему ее подпоручику Новокщенову наказа­но: «в дороге держать ее за крепким караулом, никого к ней не допускать, с ней никому разговоров не дозволять; писем и денег ей не давать». Для прислуги, с ней отправлена только одна карлица. Там, к довершению своей скорби, она узнала о насильственной смерти единственнаго своего сына Алексея, кончившаго жизнь в пытках. В 1723 г., по распоряжению св. Синода, прикомандирован к заточнице для священнослужения иеромонах, которому приказано было: «по званию своему, поступать воздержно и трезвен­но, со всяким благоговением и искусством». Вероятно, на него тайно возложена была обя­занность наблюдать за Евдокией и доносить о ея словах и поступках. Так царица про­вела 7 лет в бедном, неогороженном мо­настыре, под строгим караулом. Петра I не стало. Влиятельный Меншиков мало забо­тился о несчастной царице, которой он вредил своими интригами.

С воцарением Екатерины I Евдокию пере­вели из Ладожскаго монастыря в Шлиссельбургскую крепость; там участь Евдокии не­сколько облегчилась. Предписано было: «на пищу и содержание известной персоны покупать добрую крупичатую муку и держать наношники, пирожки и прочее кушанье ежедневно хо­рошее». Даже спрашивали из С.-Петербурга: «имеется ли при ней хороший повар»? Не дол­го Екатерина I занимала место Евдокии на пре­столе царском. Вскоре наступившее царствование внука Евдокии, юнаго Петра II, возврати­ло ей прежния права и почести, какими она пользовалась даже в государствование Анны Иоанновны, как бывшая царица. Отчасти сбы­лось предсказание несчастнаго архиерея Досифея, что «она будет царицею или при жизни, или по смерти Петра». Но это отрадное для нея время не долго продолжалось. Пережив своих гонителей, она пребывала в «московском Новодевичьем монастыре, и там проводила остатки дней своих в молитве и благотворении, не вмешивалась в прндворныя дела, и 27 августа 1731 года, мирно скончалась. Погребе­на в соборной церкви этой св. обители.


Отсюда: И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 541-549. – Сетевая версия – И. Ремизова 2006.