Сол, я обещало тебе три рассказа про вторую мировую? Лови.
«Блиц» в Лондоне, 7-8 сентября 1940 гoда
Десмонд Флауэр«Блиц» в Лондоне, 7-8 сентября 1940 гoда
Десмонд Флауэр
Внезапно все прервали работу и уставились вверх. Сверкающее небо от горизонта до горизонта перечеркивали дымныe следы. Вид был совершенно фантастический. Мы зачарованно
смотрели, всякая работа остановилась. Серебряные звездочки, мерцающие перед каждым дымным следом, поворачивали к востоку. Они выглядели такими призрачными, безобидными, даже красивыми. Затем, с глухим гpохотом, от котopoгo по всему Лондону содрогнулась земля под ногами, первые серии бомб ударили по докам. Медленно поднялись гигантские гpибы черного и коричневого дыма, в закатном небе их верхушки светились кроваво-красным. Они повисли, расползаясь медленно, потому что ветра не было, а страшные пожары внизу часами подкармливали их дымом.
Горят доки св. Катерины
В пятницу и в субботу утром небо становилось темнее и темнее по мере тoгo, как маслянистыи дым разрасталея в тяжелые, неподвижные колонны, закрывающие солнце.
Жизнь в бараках скоро пошла своим чередом. У нас было чем заняться, и мишенью были не мы, но мы не могли оторвать глаз от этих зловещих, плотных колонн, которые колыхались, будто ленивые змеи, в оцепеневшем небе.
Думаю, наши мастера посчитали, что хотя битва за Британию только началась, худшее уже позади. Во всяком случае, они решили бросить в шляпу бумажки и троих, чьи имена вытащат, отпустить на выходные. Мое имя вытащили первым, и я позвонил родителям в Севеноукс, сказал, что еду домой. Мой отпуск начался с полудня субботы, и я добрался до центра Лондона На подземке. Бомбардировщики прилетали ровными интервалами. Я пошел по Чаринг-Кросс. Там было очень шумно и дымно. Когда я зашел на станцию, из репродукторов раздался приказ всем выйти, потому что самолеты были над нами, а станцию могли бомбить. Я побрел на верхнюю площадку той длинной каменной лестницы, которая спускается к Вильерс-стрит, сел на балюстраду и стал наблюдать.
В небе остался только один бомбардировщик, сверкающий серебром. Вот он выпустил серию бомб по ту сторону Темзы, прямо напротив меня. Позади, на станции, репродуктор сообщал, что главный путь разрушен и в ближайшие часы поезда отправляться не будут. Сотни людей вокpyг толпились, как стадо напуганных овец, и не могли решить, куда им идти. Можно было видеть застывшую на их лицах маску нерешительности, когда они озирались вокpyг в надежде, что кто-нибудь подскажет им, что делать. Я ушел со станции, решив ехать на попутках. Мне повезло - на южном берегу мотоциклист, который ехал через Блэкхит, подобрал меня и посадил на заднее сиденье.
Теперь мы были ближе к докам. Колонны дыма сливались и превращались в чудовищный занавес, затмевавший небо. Только огромные волны и вспышки пламени, понимавшегося на сотни футов, напоминали о том, что он реален, а вовсе не служит декорацией к какой-нибудь мрачной опере. Вдоль улицы тянулись пожарные шланги, перепутываясь, как порция мaкарон, с унылыми фонтанчиками, бьющими из прорех, как всегда бывает с пожарными шлангами.
Каждые две-три минуты нам приходилось въезжать в канаву, когда позади внезапно лопался шланг и пожарные с незнакомыми эмблемами принимались eгo оттаскивать. Я видел коричневые, зеленые и синие значки с золотыми надписями: "Пожарная бригада Бирмингемa" или "Борнмут". Ощущалось незнакомое доселе чувство - вocтopг и радость, что пожарные прибыли на помощь из тaкoгo далека, а маслянистый, зловещий эапах огня и разрушения стeлился по земле.
Домой я добрался без пересадки, и родители встретили меня превосходным обедом. Но в эту ночь Люфтваффе, которые уже бомбили круглосуточно, прилетели опять и сбросили серию бомб прямо на нашу тихую Севеноукскую дорогу. Первой бомбой разбило историческую площадку для игры в крикет в самом центре городка. Одна из последних приземлилась возле наших ворот, и последняя - на углу улицы. Городская ратуша не пострадала, и я пытался понять, почему пилот выбрал именно эти цели. Думаю, он смотрел на главную ветку железной дороги Лондон - Дувр, просто слишком рано бросил бомбы.
Воскресенье в Севеноуксе такое же, как воскресенье повсюду в Кенте, Суррее, Сассексе и Эссексе. Жаркий летний воздух постоянно вздрагивал от разрывов, бомбардировп иков было не различить в ослепительной голубизне неба. Потом подоспели наши ВВС. Монотонное гyдение внезапно разорвало рычанье истребителя, разворачивающегося на большой скорости, дымные следы стали складываться в oгpoмные круги. Я лежал на спине в розовом саду и смотрел на дымные полосы. Когда они увеличивались и растворялись, на них накладывались новые. Потом, не больше булавочной головки, раскрылся и полетел вниз, медленно вырастая, белый парашют. Я насчитал восемь одновременно.
В воскресенье ночью мне нужно было вернуться в бараки, и после ужина я отбыл в Лондон. Двадцатитрехмильная поездка заняла заметно больше двух часов, и никто не мoг сказать, на какую станцию мы приедем. Когда наконец доехали, оказалось, что это Холборн. Я вышел в темноту, вернее, в то, что было бы темнотой, если бы не пожары. Но едва я очутился снаружи, поСлышался характерный звук падающих бомб, и я нырнул обратно. Через некоторое время я понял, что пора двигаться. Торчать на станции - мысль не слишком удачная, так что я пошел от Холборна пешком. Когда дошел до Гэмеджиз, пришлось вернуться - дорогy завалило так, будто одновременно с противоположных сторон начались два обвала. Стояла абсолютная тишина, если не считать хруста, который издавали мои собственные ботинки, ступая по ковру битого стекла.
15 сентября 1940 гoдa при налете на Лондон Люфтваффе потеряли шестьдесят бомбардировщиков. Через два дня Гитлер отменил вторжение в Англию. "Гopcткa" - 2500 пилотов иcтpeбительной авиации заслужили всеобщее восхищение: они сбили 1268 самолетов, потеряв 832, и нанесли нацистской Термании первое поражение. Британия сражалась с гuтлером в одиночку еще год, пока в войну не вступил СССР, а затем и США.
Про лондонский блиц на английской вики (фотки в основном оттуда) - en.wikipedia.org/wiki/The_Blitz
Бомбардировка дамбы на озере Мене: Рурская долина, 16 мая 1943 года
Гай Гибсон, командир крыла ВВС Бомбардировка дамбы на озере Мене: Рурская долина, 16 мая 1943 года
Гай Гибсон, командир крыла ВВС
Девятнадцать бомбардировщиков «Ланкастер» приняли участие в знаменитом сбрасывании «прыгающих бомб» на дамбы Рурской долины. Восемь из них не смогли вернуться. Две дамбы - Мене и Эдер - были разрушены, что вызвало обширное наводнение в промышленном сердце Германии.
"Ланкастер"
Внизу, молчаливое и черное, лежало озеро Мене. Я обратился к своему экипажу:
- Hy что, парни, я полагаю, пришло время начать игру в кегли.
Взрыва энтузиазма не последовало.
- Хелло, все самолеты "Кулер". Я начинаю атаку. Остальным приготовиться атаковать в указанном ранее порядке.
Затем я обратился к Хоппи:
- Хелло, "Мамаша", приготовься принять командование, если что.
В ответ раздался спокойный голос Хоппи:
-О'кей, лидер. Удачи.
Парни рассыпались по намеченным заранее точкам за холмами. Они постарались укрыться, чтобы их не заметили с земли или с воздуха, а я начал выдвигаться на исходную позицию. Мы описали широкий крyг и зашли против луны, оказавшись над восточным концом озера. Мы легли на прямой курс и начали пикировать к неподвижной воде, мерцавшей в двух милях впереди. Перед носовой турелью возник силуэт дамбы, четко обрисовавшись на фоне затянувшего долину тумана. Мы могли видеть башни. Мы могли видеть шлюзы. Мы могли видеть вообще всё. Мой бомбардир Спэм заметил:
- Чудесная картина. Просто волшебная.
Он немного волновался, как и все бомбардиры в тех случаях, когда они не видят точку прицеливания. Но когда мы перескочили через высокие ели, он отреагировал довольно быстро:
- Ты собирался их срезать? Мы едва не зацепили деревья.
- Спокойно, Спэм. Я сейчас наберу высоту, - затем я обратился к Терри:
- Проверь высоту, Терри.
К Палфорду: - Контролируй скорость, бортинженер.
К Тревору: - Приготовить пулеметы, стрелки.
К Спэму: - Начали, Спэм.
Терри включил прожектора и начал: "Ниже - ниже - ниже. Ровно - ровно".
Мы летели на высоте точно 60 футов.
Палфорд принялся колдовать со скоростью. Сначала он немного выпустил закрылки, чтобы притормозить самолет, затем чуть добавил газ, чтобы стрелка индикатора скорости установилась точно на красной риске. Сп эм начал ловить башни в свой прицел. Затем он щелкнул тумблером, ставя взрыватели на боевой взвод. Я лег на боевой курс.
Вражеские зенитчики видели, как мы приближаемся. Они могли видеть свет прожекторов в двух милях от дамбы. Они открыли огонь, и светящиеся трассы понеслись навстречу самолету: Это был ужасный момент. Мы тащились со скоростью четыре мили в минуту, не имея права даже вильнуть, навстречу орyдиям, которые собирались нас уничтожить. Парни не хотели этого, да я и сам не хотел. Я успел подумать: - Еще минута - и все мы будем мертвы, не так ли?» Затем я подумал: - Это ужасное чувство - страх. Жуткий страх». Нам еще предстояло пролететь несколько сот ярдов, но я бросил через плечо Палфорду:
«Оставь в покое свои рукоятки и будь готов стащить меня с кресла, если меня убьют».
Когда я взглянул на нeго, бортинженер был немного ошарашен.
Но «ланкастер» мчался вперед, и я начал вглядываться в специальный прицел на лобовом стекле. Спэм прилип к прицелу в своем закутке, держа руку на кнопке сброса. Специальный механизм на борту уже заработал. Он должен был (как мы надеялись) сбросить мину в требуемой точке. Терри продолжал следить за высотой. Джо и Трев начали вертеть стволы своих пулеметов. Зенитчики могли видеть нас совершенно четко, но мы летели слишком низко. Во мне зашевелились дурные предчувствия относительно исхода операции в целом. Мой самолет такой маленький, а эта дамба такая огромная. Она толстая и твердая. А мой самолет ужасно мал. Мы скользили над гладью озера, и мои стрелки открыли огонь по вражеским зениткам. Те, в свою очередь, принялись поливать нас раскаленным свинцом, снаряды так и свистели вокрyг. По какой-то причине ни один не попал в нас.
Спэм сказал: «Левее - еще чуть левее - ровно - ровно - ровно - так держать».
В следующие несколько секунд практически одновременно случилось несколько событий.
Затрещавшие пулеметы носовой турели Джо выплюнули светящуюся трассу, которая ударила по левой башне на дамбе.
Палфорд съежился рядом со мной.
Запахло сгоревшим порохом.
Холод заполз под кислородную маску.
Мимо окна пролетела трасса - все они казались одного цвета, - выпущенная со здания электростанции. Но немцы стреляли уж очень неточно.
Стена дамбы оказалась совсем рядом.
Спэм вскрикнул: «Мина сброшена!»
Хатч выпустил красную ракету, чтобы ослепить зенитчиков.
И все завертелось.
Кто-то сказал по радио: «Здорово выглядит, лидер. Прекрасная работа».
Затем все кончилось. По крайней мере, мы выскочили из-под обстрела, и я облегченно перевел дух, испытывая наслаждение от чувства безопасности.
Тревор сказал: «Ну, сейчас я задам этим ублюдкам».
Дамба Мена до и после атаки.
Он принялся поливать дамбу длинными очередями, пока та не оказалась за пределами досягаемости пулеметов. Когда мы начали разворачиваться, то увидели столб воды высотой тысячу футов, который показал, что наша мина взорвалась. Мы с удовлетворением отметили, что Спэм прицелился верно и взрыв произошел именно там, где требовалось. Когда мы подлетели ближе, то увидели, что взрыв мины вызвал большой водоворот, и вода кипит и пенится, как под ударами yрагана.
Дамба Möhne на следующий день после налета
Гибсон был убит в бою год спустя.
А еще про этот эпизод был снят фильм Разрушители плотин / The Dam Busters (1955).
Лагeрь Тэнко: англичанка в японском плену, Кучинг, Борнео, 1942-1945 годы
Агнeccа Ньютон КийтЛагeрь Тэнко: англичанка в японском плену, Кучинг, Борнео, 1942-1945 годы
Агнeccа Ньютон Кийт
Наш барак был одной большой комнатой с чердаком наверху, без всяких перегородок. На каждого приходилось около пяти квадратных футов, и если охранник желал занять их, не оставалось делать ничего другого, как подвинуться. Не то чтобы охранники проводили все время, полеживая возле нас, - большую часть времени они пили в караулке.
Порой они шутили нормально, весело – все-таки парни есть парни. Но иногда шутки становились грязными. Молодой человек с оружием мог подшутить, насмеяться, запугать, схватить, отхлестать по заду или по лицу. Присутствие оружия лишало игру легковесной веселости.
Из-за того, что существовали булочки, рис и привилегии в вольностях и поддержке со стороны охранников и не существовало способов поставить этих охранников на место, они иногда использовали нас как проституток. Одним из хороших доводов против такого «сотрудничества» было то, что у охранников имелись вши.
Они не были садистами или мазохистами. Они не были людьми Востока или Запада. Они были просто бандой опустившихся шалопаев, которые обладали неограниченной властью над сотней человек, не способных дать сдачи.
Раз в неделю приезжал потертый офицер в потертой моторной лодке, оба изрядно шумели. Он с равной дотошностью устраивал осмотр и нам, и охранникам. Предупрежденные мотором, охранники успевали натянуть портки, добежать до пристани и стать во фронт. Мы успевали спрятать в траве и в туалетах запрещенные дневники, книги и еду. Когда офицер уезжал, все переводили дух.
Жизнь на Берхапе проходила согласно капризам охранников.
А они были капризны. Они могли быть очень добрыми. Один охранник каждый день отдавал свои булочки детям, другой раздавал им хлеб. Они часто подкармливали нас остатками своих продуктов, говорили, что наша пища ужасна. Иногда они позволяли нам встречаться с нашими мужьями в открытую, а иногда били за мимолетную улыбку в их сторону.
В Кучинге мы всерьез учились кланяться. У нас были печатные инструкции, демонстрация и практика. Инструкции по «нипонскому» поклону были такими: «Cогнуть корпус в талии под углом в пятнадцать градусов с обнаженной головой, руки на боку, ноги вместе. Сосчитать до пяти (про себя) и выпрямиться».
Первое время, когда нас учили кланяться на Кучинге, мы готовились оказать достойную встречу генерал-лейтенанту, для которого выращивали картошку.
День настал, и нас построили рядами - впереди монахини, позади женщины и дети, потому как считалось, что так мы принесем меньше вреда нашим неподобающим поведением. Прозвучал приказ кланяться. Многие сестры обладали замечательными выступающими частями, и при поклоне эти части подались назад. Мы стояли слишком тесно, кланялись слишком резко, так что выступающие части сестер столкнулись с нашими головами. Какой конфуз, какая суматоха! Порядок так и не удалось восстановить. Генерал-лейтенант заторопился смотреть свиней, которые к генерал-лейтенантам относились почтительнее либо просто еще не знали значения фразы «немая дерзость», в отличие от нас. Нас больше никогда не собирали группой для поклонов генералам.
...Все перемены были к худшему. Запретов становилось больше, еды - меньше, работы - больше, а сил - меньше. Растерянность росла, а оптимизм ни разу не оправдывался. Сама надежда казалась лишь убежищем для тех, кто не хотел смотреть правде в лицо.
Дневной рацион, которым обеспечивали нас японцы, на человека составлял чашку жидкой рисовой похлебки, пять ложек вареного риса, иногда немножко зелени, немного сахара, иногда соли и чай. Вот на чем, как думали японцы, мы должны выжить. Или они думали, что мы не должны выжить?
Добавкой к этой диете служили сладкие картофельные побеги, которые мы проращивали сами. Мы ели побеги, потому что слишком голодали, чтобы дождаться, пока картофель вырастет и созреет. Каждый квадратный фут лагеря использовался под огород, но почва была истощена, и мы тоже. В последние восемь месяцев плена тяжелую работу выполнять было почти невозможно, но мы ее делали. Мы вставали до восхода, чтобы выполнить работу в лагере, потом шли из лагеря трудиться на японцев. К девяти утра мы уже выбивались из сил. Тогда стали торговаться с солдатами и покупать ободранных кошек и крыс, ели улиток и червей, ели водоросли и траву, а многие из нас охотно съели бы друг друга.
После освобождения:
Агнесса Ньютон Кийт и ее семья пережили войну.
«Блиц» в Лондоне, 7-8 сентября 1940 гoда
Десмонд Флауэр«Блиц» в Лондоне, 7-8 сентября 1940 гoда
Десмонд Флауэр
Внезапно все прервали работу и уставились вверх. Сверкающее небо от горизонта до горизонта перечеркивали дымныe следы. Вид был совершенно фантастический. Мы зачарованно
смотрели, всякая работа остановилась. Серебряные звездочки, мерцающие перед каждым дымным следом, поворачивали к востоку. Они выглядели такими призрачными, безобидными, даже красивыми. Затем, с глухим гpохотом, от котopoгo по всему Лондону содрогнулась земля под ногами, первые серии бомб ударили по докам. Медленно поднялись гигантские гpибы черного и коричневого дыма, в закатном небе их верхушки светились кроваво-красным. Они повисли, расползаясь медленно, потому что ветра не было, а страшные пожары внизу часами подкармливали их дымом.
Горят доки св. Катерины
В пятницу и в субботу утром небо становилось темнее и темнее по мере тoгo, как маслянистыи дым разрасталея в тяжелые, неподвижные колонны, закрывающие солнце.
Жизнь в бараках скоро пошла своим чередом. У нас было чем заняться, и мишенью были не мы, но мы не могли оторвать глаз от этих зловещих, плотных колонн, которые колыхались, будто ленивые змеи, в оцепеневшем небе.
Думаю, наши мастера посчитали, что хотя битва за Британию только началась, худшее уже позади. Во всяком случае, они решили бросить в шляпу бумажки и троих, чьи имена вытащат, отпустить на выходные. Мое имя вытащили первым, и я позвонил родителям в Севеноукс, сказал, что еду домой. Мой отпуск начался с полудня субботы, и я добрался до центра Лондона На подземке. Бомбардировщики прилетали ровными интервалами. Я пошел по Чаринг-Кросс. Там было очень шумно и дымно. Когда я зашел на станцию, из репродукторов раздался приказ всем выйти, потому что самолеты были над нами, а станцию могли бомбить. Я побрел на верхнюю площадку той длинной каменной лестницы, которая спускается к Вильерс-стрит, сел на балюстраду и стал наблюдать.
В небе остался только один бомбардировщик, сверкающий серебром. Вот он выпустил серию бомб по ту сторону Темзы, прямо напротив меня. Позади, на станции, репродуктор сообщал, что главный путь разрушен и в ближайшие часы поезда отправляться не будут. Сотни людей вокpyг толпились, как стадо напуганных овец, и не могли решить, куда им идти. Можно было видеть застывшую на их лицах маску нерешительности, когда они озирались вокpyг в надежде, что кто-нибудь подскажет им, что делать. Я ушел со станции, решив ехать на попутках. Мне повезло - на южном берегу мотоциклист, который ехал через Блэкхит, подобрал меня и посадил на заднее сиденье.
Теперь мы были ближе к докам. Колонны дыма сливались и превращались в чудовищный занавес, затмевавший небо. Только огромные волны и вспышки пламени, понимавшегося на сотни футов, напоминали о том, что он реален, а вовсе не служит декорацией к какой-нибудь мрачной опере. Вдоль улицы тянулись пожарные шланги, перепутываясь, как порция мaкарон, с унылыми фонтанчиками, бьющими из прорех, как всегда бывает с пожарными шлангами.
Каждые две-три минуты нам приходилось въезжать в канаву, когда позади внезапно лопался шланг и пожарные с незнакомыми эмблемами принимались eгo оттаскивать. Я видел коричневые, зеленые и синие значки с золотыми надписями: "Пожарная бригада Бирмингемa" или "Борнмут". Ощущалось незнакомое доселе чувство - вocтopг и радость, что пожарные прибыли на помощь из тaкoгo далека, а маслянистый, зловещий эапах огня и разрушения стeлился по земле.
Домой я добрался без пересадки, и родители встретили меня превосходным обедом. Но в эту ночь Люфтваффе, которые уже бомбили круглосуточно, прилетели опять и сбросили серию бомб прямо на нашу тихую Севеноукскую дорогу. Первой бомбой разбило историческую площадку для игры в крикет в самом центре городка. Одна из последних приземлилась возле наших ворот, и последняя - на углу улицы. Городская ратуша не пострадала, и я пытался понять, почему пилот выбрал именно эти цели. Думаю, он смотрел на главную ветку железной дороги Лондон - Дувр, просто слишком рано бросил бомбы.
Воскресенье в Севеноуксе такое же, как воскресенье повсюду в Кенте, Суррее, Сассексе и Эссексе. Жаркий летний воздух постоянно вздрагивал от разрывов, бомбардировп иков было не различить в ослепительной голубизне неба. Потом подоспели наши ВВС. Монотонное гyдение внезапно разорвало рычанье истребителя, разворачивающегося на большой скорости, дымные следы стали складываться в oгpoмные круги. Я лежал на спине в розовом саду и смотрел на дымные полосы. Когда они увеличивались и растворялись, на них накладывались новые. Потом, не больше булавочной головки, раскрылся и полетел вниз, медленно вырастая, белый парашют. Я насчитал восемь одновременно.
В воскресенье ночью мне нужно было вернуться в бараки, и после ужина я отбыл в Лондон. Двадцатитрехмильная поездка заняла заметно больше двух часов, и никто не мoг сказать, на какую станцию мы приедем. Когда наконец доехали, оказалось, что это Холборн. Я вышел в темноту, вернее, в то, что было бы темнотой, если бы не пожары. Но едва я очутился снаружи, поСлышался характерный звук падающих бомб, и я нырнул обратно. Через некоторое время я понял, что пора двигаться. Торчать на станции - мысль не слишком удачная, так что я пошел от Холборна пешком. Когда дошел до Гэмеджиз, пришлось вернуться - дорогy завалило так, будто одновременно с противоположных сторон начались два обвала. Стояла абсолютная тишина, если не считать хруста, который издавали мои собственные ботинки, ступая по ковру битого стекла.
15 сентября 1940 гoдa при налете на Лондон Люфтваффе потеряли шестьдесят бомбардировщиков. Через два дня Гитлер отменил вторжение в Англию. "Гopcткa" - 2500 пилотов иcтpeбительной авиации заслужили всеобщее восхищение: они сбили 1268 самолетов, потеряв 832, и нанесли нацистской Термании первое поражение. Британия сражалась с гuтлером в одиночку еще год, пока в войну не вступил СССР, а затем и США.
Про лондонский блиц на английской вики (фотки в основном оттуда) - en.wikipedia.org/wiki/The_Blitz
Бомбардировка дамбы на озере Мене: Рурская долина, 16 мая 1943 года
Гай Гибсон, командир крыла ВВС Бомбардировка дамбы на озере Мене: Рурская долина, 16 мая 1943 года
Гай Гибсон, командир крыла ВВС
Девятнадцать бомбардировщиков «Ланкастер» приняли участие в знаменитом сбрасывании «прыгающих бомб» на дамбы Рурской долины. Восемь из них не смогли вернуться. Две дамбы - Мене и Эдер - были разрушены, что вызвало обширное наводнение в промышленном сердце Германии.
"Ланкастер"
Внизу, молчаливое и черное, лежало озеро Мене. Я обратился к своему экипажу:
- Hy что, парни, я полагаю, пришло время начать игру в кегли.
Взрыва энтузиазма не последовало.
- Хелло, все самолеты "Кулер". Я начинаю атаку. Остальным приготовиться атаковать в указанном ранее порядке.
Затем я обратился к Хоппи:
- Хелло, "Мамаша", приготовься принять командование, если что.
В ответ раздался спокойный голос Хоппи:
-О'кей, лидер. Удачи.
Парни рассыпались по намеченным заранее точкам за холмами. Они постарались укрыться, чтобы их не заметили с земли или с воздуха, а я начал выдвигаться на исходную позицию. Мы описали широкий крyг и зашли против луны, оказавшись над восточным концом озера. Мы легли на прямой курс и начали пикировать к неподвижной воде, мерцавшей в двух милях впереди. Перед носовой турелью возник силуэт дамбы, четко обрисовавшись на фоне затянувшего долину тумана. Мы могли видеть башни. Мы могли видеть шлюзы. Мы могли видеть вообще всё. Мой бомбардир Спэм заметил:
- Чудесная картина. Просто волшебная.
Он немного волновался, как и все бомбардиры в тех случаях, когда они не видят точку прицеливания. Но когда мы перескочили через высокие ели, он отреагировал довольно быстро:
- Ты собирался их срезать? Мы едва не зацепили деревья.
- Спокойно, Спэм. Я сейчас наберу высоту, - затем я обратился к Терри:
- Проверь высоту, Терри.
К Палфорду: - Контролируй скорость, бортинженер.
К Тревору: - Приготовить пулеметы, стрелки.
К Спэму: - Начали, Спэм.
Терри включил прожектора и начал: "Ниже - ниже - ниже. Ровно - ровно".
Мы летели на высоте точно 60 футов.
Палфорд принялся колдовать со скоростью. Сначала он немного выпустил закрылки, чтобы притормозить самолет, затем чуть добавил газ, чтобы стрелка индикатора скорости установилась точно на красной риске. Сп эм начал ловить башни в свой прицел. Затем он щелкнул тумблером, ставя взрыватели на боевой взвод. Я лег на боевой курс.
Вражеские зенитчики видели, как мы приближаемся. Они могли видеть свет прожекторов в двух милях от дамбы. Они открыли огонь, и светящиеся трассы понеслись навстречу самолету: Это был ужасный момент. Мы тащились со скоростью четыре мили в минуту, не имея права даже вильнуть, навстречу орyдиям, которые собирались нас уничтожить. Парни не хотели этого, да я и сам не хотел. Я успел подумать: - Еще минута - и все мы будем мертвы, не так ли?» Затем я подумал: - Это ужасное чувство - страх. Жуткий страх». Нам еще предстояло пролететь несколько сот ярдов, но я бросил через плечо Палфорду:
«Оставь в покое свои рукоятки и будь готов стащить меня с кресла, если меня убьют».
Когда я взглянул на нeго, бортинженер был немного ошарашен.
Но «ланкастер» мчался вперед, и я начал вглядываться в специальный прицел на лобовом стекле. Спэм прилип к прицелу в своем закутке, держа руку на кнопке сброса. Специальный механизм на борту уже заработал. Он должен был (как мы надеялись) сбросить мину в требуемой точке. Терри продолжал следить за высотой. Джо и Трев начали вертеть стволы своих пулеметов. Зенитчики могли видеть нас совершенно четко, но мы летели слишком низко. Во мне зашевелились дурные предчувствия относительно исхода операции в целом. Мой самолет такой маленький, а эта дамба такая огромная. Она толстая и твердая. А мой самолет ужасно мал. Мы скользили над гладью озера, и мои стрелки открыли огонь по вражеским зениткам. Те, в свою очередь, принялись поливать нас раскаленным свинцом, снаряды так и свистели вокрyг. По какой-то причине ни один не попал в нас.
Спэм сказал: «Левее - еще чуть левее - ровно - ровно - ровно - так держать».
В следующие несколько секунд практически одновременно случилось несколько событий.
Затрещавшие пулеметы носовой турели Джо выплюнули светящуюся трассу, которая ударила по левой башне на дамбе.
Палфорд съежился рядом со мной.
Запахло сгоревшим порохом.
Холод заполз под кислородную маску.
Мимо окна пролетела трасса - все они казались одного цвета, - выпущенная со здания электростанции. Но немцы стреляли уж очень неточно.
Стена дамбы оказалась совсем рядом.
Спэм вскрикнул: «Мина сброшена!»
Хатч выпустил красную ракету, чтобы ослепить зенитчиков.
И все завертелось.
Кто-то сказал по радио: «Здорово выглядит, лидер. Прекрасная работа».
Затем все кончилось. По крайней мере, мы выскочили из-под обстрела, и я облегченно перевел дух, испытывая наслаждение от чувства безопасности.
Тревор сказал: «Ну, сейчас я задам этим ублюдкам».
Дамба Мена до и после атаки.
Он принялся поливать дамбу длинными очередями, пока та не оказалась за пределами досягаемости пулеметов. Когда мы начали разворачиваться, то увидели столб воды высотой тысячу футов, который показал, что наша мина взорвалась. Мы с удовлетворением отметили, что Спэм прицелился верно и взрыв произошел именно там, где требовалось. Когда мы подлетели ближе, то увидели, что взрыв мины вызвал большой водоворот, и вода кипит и пенится, как под ударами yрагана.
Дамба Möhne на следующий день после налета
Гибсон был убит в бою год спустя.
А еще про этот эпизод был снят фильм Разрушители плотин / The Dam Busters (1955).
Лагeрь Тэнко: англичанка в японском плену, Кучинг, Борнео, 1942-1945 годы
Агнeccа Ньютон КийтЛагeрь Тэнко: англичанка в японском плену, Кучинг, Борнео, 1942-1945 годы
Агнeccа Ньютон Кийт
Наш барак был одной большой комнатой с чердаком наверху, без всяких перегородок. На каждого приходилось около пяти квадратных футов, и если охранник желал занять их, не оставалось делать ничего другого, как подвинуться. Не то чтобы охранники проводили все время, полеживая возле нас, - большую часть времени они пили в караулке.
Порой они шутили нормально, весело – все-таки парни есть парни. Но иногда шутки становились грязными. Молодой человек с оружием мог подшутить, насмеяться, запугать, схватить, отхлестать по заду или по лицу. Присутствие оружия лишало игру легковесной веселости.
Из-за того, что существовали булочки, рис и привилегии в вольностях и поддержке со стороны охранников и не существовало способов поставить этих охранников на место, они иногда использовали нас как проституток. Одним из хороших доводов против такого «сотрудничества» было то, что у охранников имелись вши.
Они не были садистами или мазохистами. Они не были людьми Востока или Запада. Они были просто бандой опустившихся шалопаев, которые обладали неограниченной властью над сотней человек, не способных дать сдачи.
Раз в неделю приезжал потертый офицер в потертой моторной лодке, оба изрядно шумели. Он с равной дотошностью устраивал осмотр и нам, и охранникам. Предупрежденные мотором, охранники успевали натянуть портки, добежать до пристани и стать во фронт. Мы успевали спрятать в траве и в туалетах запрещенные дневники, книги и еду. Когда офицер уезжал, все переводили дух.
Жизнь на Берхапе проходила согласно капризам охранников.
А они были капризны. Они могли быть очень добрыми. Один охранник каждый день отдавал свои булочки детям, другой раздавал им хлеб. Они часто подкармливали нас остатками своих продуктов, говорили, что наша пища ужасна. Иногда они позволяли нам встречаться с нашими мужьями в открытую, а иногда били за мимолетную улыбку в их сторону.
В Кучинге мы всерьез учились кланяться. У нас были печатные инструкции, демонстрация и практика. Инструкции по «нипонскому» поклону были такими: «Cогнуть корпус в талии под углом в пятнадцать градусов с обнаженной головой, руки на боку, ноги вместе. Сосчитать до пяти (про себя) и выпрямиться».
Первое время, когда нас учили кланяться на Кучинге, мы готовились оказать достойную встречу генерал-лейтенанту, для которого выращивали картошку.
День настал, и нас построили рядами - впереди монахини, позади женщины и дети, потому как считалось, что так мы принесем меньше вреда нашим неподобающим поведением. Прозвучал приказ кланяться. Многие сестры обладали замечательными выступающими частями, и при поклоне эти части подались назад. Мы стояли слишком тесно, кланялись слишком резко, так что выступающие части сестер столкнулись с нашими головами. Какой конфуз, какая суматоха! Порядок так и не удалось восстановить. Генерал-лейтенант заторопился смотреть свиней, которые к генерал-лейтенантам относились почтительнее либо просто еще не знали значения фразы «немая дерзость», в отличие от нас. Нас больше никогда не собирали группой для поклонов генералам.
...Все перемены были к худшему. Запретов становилось больше, еды - меньше, работы - больше, а сил - меньше. Растерянность росла, а оптимизм ни разу не оправдывался. Сама надежда казалась лишь убежищем для тех, кто не хотел смотреть правде в лицо.
Дневной рацион, которым обеспечивали нас японцы, на человека составлял чашку жидкой рисовой похлебки, пять ложек вареного риса, иногда немножко зелени, немного сахара, иногда соли и чай. Вот на чем, как думали японцы, мы должны выжить. Или они думали, что мы не должны выжить?
Добавкой к этой диете служили сладкие картофельные побеги, которые мы проращивали сами. Мы ели побеги, потому что слишком голодали, чтобы дождаться, пока картофель вырастет и созреет. Каждый квадратный фут лагеря использовался под огород, но почва была истощена, и мы тоже. В последние восемь месяцев плена тяжелую работу выполнять было почти невозможно, но мы ее делали. Мы вставали до восхода, чтобы выполнить работу в лагере, потом шли из лагеря трудиться на японцев. К девяти утра мы уже выбивались из сил. Тогда стали торговаться с солдатами и покупать ободранных кошек и крыс, ели улиток и червей, ели водоросли и траву, а многие из нас охотно съели бы друг друга.
После освобождения:
Агнесса Ньютон Кийт и ее семья пережили войну.
@темы: история, Автобиография Англии, вторая мировая