Читаю сейчас книгу "Англия. Портрет народа" авторства Джереми Паксмана и умиляюсь 
Как же мне это Россию и русских напоминает, кто бы знал...У англичан нет национальной песни, как нет и национального костюма: когда по условиям конкурса «мисс Вселенная» потребовалось выйти в национальном костюме, «Мисс Англия» появилась в нелепом наряде бифитера.
Когда англичане играют с Уэльсом или Шотландией в футбол или регби, шотландцы могут спеть «Цветок Шотландии»,
валлийцы – «Земля моих отцов».
Английской команде приходится раскрывать рот под звуки британского национального гимна, похожего на панихиду прославления монархии, задача которой – объединить несоединимые части все более и более ветшающего политического союза.
Честно говоря, не сказала бы, что уэльский гимн намного веселее...
На Играх Содружества организаторы приспособили под английский гимн песню «Земля надежды и славы».
Но когда в начале 1998 года футбольный клуб «Джиллингем» плелся во втором дивизионе после того, как им не удалось выиграть тринадцать игр подряд, и перед матчами с его участием по системе местного радиовещания для поднятия духа стали передавать «Земля надежды и славы», то посыпались яростные письма протеста от болельщиков, считавших, что эта песня может поднять дух лишь у фашистов. Существует еще более пятисот чисто шотландских песен, многие из которых широко известны. Но зайдите в английский паб и попросите спеть «Пребудет Англия вовек», «Йомены Англии» или любую другую из старинных национальных песен, и ответом вам будет недоуменное молчание.
Ык. И я их понимаю.
Или того хуже. Единственное, что может с энтузиазмом исполнить толпа английских футбольных болельщиков – это спиричуэл чернокожих американских рабов.
О чем говорит такое малое число национальных символов? Вы можете сказать, что это проявление какой-то самоуверенности. Любого англичанина приведет в смущение клятва верности, которую приносят каждый день в американских школах: подобное публичное изъявление патриотизма выглядит таким, ну, наивным. Когда в День святого Патрика ирландец появляется с пучком трилистника в петлице, англичане смотрят на него со снисходительной терпимостью: редко увидишь кого-то с розой в День святого Георга.
Эту житейскую мудрость вскоре заменит общепринятое представление, что любое проявление национальной гордости не только просто наивно, но и в каком-то смысле предосудительно с точки зрения морали. Это подмечено Оруэллом еще в 1948 году. Он писал: «…среди левых всегда бытовало представление, что есть нечто слегка зазорное в том, что ты англичанин, и что нужно в обязательном порядке фыркнуть на каждое заведенное в Англии установление, будь то скачки или пудинг на сале. Странно, но это неоспоримый факт, что почти любому английскому интеллектуалу будет более стыдно вытянуться по стойке «смирно» при исполнении «Боже, спаси короля», чем украсть деньги из кружки для пожертвований.» Либералы всех стран очень похожи...
Теперь при звуках «Боже, храни королеву» больше не встает никто, и попробуй какой-нибудь директор кинотеатра возродить былой обычай исполнять национальный гимн, все зрители разбегутся еще до конца его исполнения. В то время, когда высказывал свое раздражение Оруэлл, презрение левых интеллектуалов ничего не стоило, потому что англичанам не было нужды задумываться о символах своей национальной особенности: зачем это, когда живешь в господствующей империи мира. А так как Британия, по сути дела, политическое изобретение, необходимо было вовлечь в нее особенности составных частей Соединенного Королевства. Осажденное племя протестантских переселенцев, перемещенных на север Ирландии, яростно цеплялось за то, что они британцы, потому что ничего другого у них не осталось, но в других регионах «Кельтской окраины» традиционное самосознание могло без труда сосуществовать с британским, и англичане были счастливы признать этот факт, так как это вроде бы подтверждало их слова о том, что это союз отдельных территорий. Отсюда прозвища: шотландцы — джоки, валлийцы — таффи, а ирландцы — пэдди или мики. Заметим, однако — и это еще один показатель преобладания англичан, — что подобного прозвища для них не существует.
Авторы юмористического учебника истории «1066 год, и Все такое» заключают, что «Норманнское завоевание - дело хорошее, потому что с тех пор больше никто Англию не завоевывал, и она таким образом смогла стать ведущей нацией». Авторы признают, что история Соединенного Королевства — это история достижений Англии. Книга, написанная в 1930 году, заканчивается Версальским договором, котзрым завершилась Первая мировая война и в котором провозглашается, что «Англии следует позволить заплатить за эту войну» и что стран должно быть гораздо больше — «и это плохо, потому что по этой причине стало больше географии». Последнее предложение гласит: «Таким образом стало ясно, что высшая нация — Америка, и на истории была поставлена точка». Британцы стараются привыкнуть к этой точке уже три поколения.
Для шотландцев или валлийцев эта проблема стоит далеко не столь остро, потому что они так никогда полностью и не разрушили свое самосознание, хотя и отдавали себе отчет в том, что они британцы. Стать образцовым англичанином и англичанкой мог любой, кто хотел этого, поэтому школа Итон добилась такого успеха в соблазнении детей новых богачей, что, в свою очередь, вызвала появление массы подражаний Итону от Индии до Малави. Однако преуспевающий шотландец всегда мог обратиться (и то и другое совсем не обязательно взаимоисключают друг друга) к самосознанию предков, которое было совсем другим. Шотландия сохранила свою систему законов и образования. Возможно, в качестве компенсации за утрату независимости шотландцы сохранили живым чувство своей истории, «чувство тождества с умершими вплоть до двадцатого поколения», как пишет об этом Роберт Луис Стивенсон в незаконченном романе «Уир Гермистон». Их «традиционную» одежду, килт, изобрели для них заново как вариант пледа, который носили, прикрепляя к поясу, шотландские горцы (возможно, кстати, это сделал англичанин-квакер, владелец чугунолитейного цеха Томас Ролинсон, чтобы одевать своих рабочих). В то самое время, когда англичане становились все более регламентированными, чтобы отвечать требованиям развития промышленности и империи, сэр Вальтер Скотт воспевал дикий романтизм шотландских горцев. Чему тогда удивляться, что после распада империи шотландцам было на что оглянуться?
У англичан для спасения не было альтернативного самосознания. Неудивительно, что они восприняли крах британского могущества острее, чем большая часть населения, потому что остальные жители королевства раздраженно утешали себя тем, что англичане сами предназначили себе такое возмездие. Готовя сборник английских рассказов, романистка А. С. Байетт обратилась к недавно изданной серии эссе «Изучение культур Британии», которая пропагандирует различные интеллектуальные традиции Британских островов. Ссылки на шотландскую культуру она обнаружила на 55 страницах, на карибскую — на 20, на валлийскую — на 27 и на ирландскую — на 28. Об английскости упоминается лишь три раза в предисловии и в связи с вызовом «гегемонии Англии».
***
Кое-что из того, что свойственно лишь англичанам, остается неизменными веками, другое изменяется навсегда. Англичан уже не определить по языку, невозможно подобрать им определение как нации: я считаю себя англичанином, хотя я на четверть шотландец и бог еще знает кто, если проследить всю мою родословную. Но каждый из нас, англичан, может составить целый список не хуже Джорджа Оруэлла (список "истинно английских вещей"). В мой собственный — из того, что первым пришло в голову, — вошли бы слова «Я знаю свои права», деревенский крикет и композитор Элгар, магазины «Сделай сам», панки, уличная мода, ирония, энергичная политика, духовые оркестры, Шекспир, свиная кумберлендская колбаса, двухэтажные автобусы, композитор Воэн Уильямс, поэт Донн и писатель Диккенс, колышащиеся тюлевые занавески, помешанность на размере женской груди, викторины и кроссворды, деревенские церкви, стены сухой кладки, садоводство, архитектор Кристофер Рен и телешоу «Монти Пайтон», добродушные приходские священники англиканской церкви, «Битлз», плохие гостиницы и прекрасное пиво, колокольный звон с церквей, художники Констебль и Пайпер, представление об иностранцах как о людях забавных, драматург Дэвид Хейр и радикальный политик Уильям Коббетт, невоздержанность в возлияниях, Женские институты, блюдо навынос фиш-энд-чипс, карри, любезность и грубость речений, бег по пересеченной местности, портящие вид стоянки туристских трейлеров на прекрасных утесах, оладьи, «бентли», трехколесные «рилайэнт робин» и так далее.
---------------------------
Задернутые колышащие тюлевые занавески у англичан символ закрытости и пристрастия пошпионить за соседями.
Я не знаю ни одной русской вещи, которая одновременно не была бы российской...
Возможно, все это не есть нечто исключительно английское, но главное, в отличие от критериев чего-то истинно британского, которые сейчас непременно разукрасят, распланируют и проведут с размахом, что три-четыре из этих вещей, взятые вместе, тут же дадут представление о некоей культуре, такой же трудноуловимой, как запах костра в октябрьские сумерки.
Так что, прежде чем англичане снова погрузятся в уныние, стоит отметить как нечто положительное тот факт, что они не тратят много энергии на обсуждение того, кто они такие. Это показатель уверенности в себе: до сих пор англичане не занимались этим, потому что им это было ни к чему. Есть ли в этом необходимость сейчас? В ответ могу лишь сказать, что, похоже, им этого больше не избежать по изложенным выше причинам. У стран, больше всех преуспевающих
в мире - процветающих и живущих в безопасности, - должно быть отчетливое ощущение своей собственной культуры.
***
Дальше - выгул личных тараканов, который никому не навязывается.
Ситуация с британцами и англичанами напоминает мне разницу между россиянами и русскими. Другой вопрос, что я себя скорее россиянкой ощущаю, "русский" как наименование национальности отдает какой-то зашоренностью и грубостью. У нас одно время бродили по улицам какие-то активисты и с напористым таким утверждением "Ты русский!" совали в руки газеты, а я во-первых не люблю, когда ко мне незнакомые мужики лезут, я пугаюсь и нервничаю, а во-вторых, всегда подмывало ответить "нет, я мордовская". С тех пор это прилагательное вызывает у меня некоторое отрицательно окрашенное волнение - кажется, что сейчас меня в шеренги построят и куда-то погонят. Опять же, агрессивно навязываемое православие ассоциируется именно с "русскостью".
Хотя с другой стороны, "россиянство" - это всякие триколоры с ворующими чиновниками. Не знаю почему. Но Байкал - это тоже Россия, а никак не Русь.
При этом я патриотка, я люблю свою страну и свой город, меня дико бесит выражения "эта страна" и "Рашка" - я не понимаю, как можно ненавидеть место, в котором живешь. Потому что место, где я живу, я воспринимаю как часть себя, если уж на то пошло. Мне иногда это отрицание напоминает ненависть к себе 13-летнего подростка из-за того, что у него уши торчат или прыщ на носу выскочил.
Для меня родина - это в том числе и мой вклад в облагораживание окружающего пространства, а если оно мне настолько не нравится, значит, я сама чего-то недоработала, и, значит, надо дальше работать, а не говорить, что всё вокруг уродство, потому что всё вокруг - не уродство, оно в большинстве своем красивое, а говоря, что всё уродство, мы это красивое уничтожаем.
Поэтому я прекрасно знаю, что если бы всё-таки уехала куда-то, я бы точно так же полюбила бы и новое место. Но поскольку других языков я не знаю и знать не хочу (мне то интересное, что есть на русском, за всю жизнь не освоить, куда ж больше-то), в другую страну я точно не уеду Да и вообще, лень и мне и тут нравится.
Как же мне это Россию и русских напоминает, кто бы знал...У англичан нет национальной песни, как нет и национального костюма: когда по условиям конкурса «мисс Вселенная» потребовалось выйти в национальном костюме, «Мисс Англия» появилась в нелепом наряде бифитера.
Когда англичане играют с Уэльсом или Шотландией в футбол или регби, шотландцы могут спеть «Цветок Шотландии»,
валлийцы – «Земля моих отцов».
Английской команде приходится раскрывать рот под звуки британского национального гимна, похожего на панихиду прославления монархии, задача которой – объединить несоединимые части все более и более ветшающего политического союза.
Честно говоря, не сказала бы, что уэльский гимн намного веселее...
На Играх Содружества организаторы приспособили под английский гимн песню «Земля надежды и славы».
Но когда в начале 1998 года футбольный клуб «Джиллингем» плелся во втором дивизионе после того, как им не удалось выиграть тринадцать игр подряд, и перед матчами с его участием по системе местного радиовещания для поднятия духа стали передавать «Земля надежды и славы», то посыпались яростные письма протеста от болельщиков, считавших, что эта песня может поднять дух лишь у фашистов. Существует еще более пятисот чисто шотландских песен, многие из которых широко известны. Но зайдите в английский паб и попросите спеть «Пребудет Англия вовек», «Йомены Англии» или любую другую из старинных национальных песен, и ответом вам будет недоуменное молчание.
Ык. И я их понимаю.
Или того хуже. Единственное, что может с энтузиазмом исполнить толпа английских футбольных болельщиков – это спиричуэл чернокожих американских рабов.
О чем говорит такое малое число национальных символов? Вы можете сказать, что это проявление какой-то самоуверенности. Любого англичанина приведет в смущение клятва верности, которую приносят каждый день в американских школах: подобное публичное изъявление патриотизма выглядит таким, ну, наивным. Когда в День святого Патрика ирландец появляется с пучком трилистника в петлице, англичане смотрят на него со снисходительной терпимостью: редко увидишь кого-то с розой в День святого Георга.
Эту житейскую мудрость вскоре заменит общепринятое представление, что любое проявление национальной гордости не только просто наивно, но и в каком-то смысле предосудительно с точки зрения морали. Это подмечено Оруэллом еще в 1948 году. Он писал: «…среди левых всегда бытовало представление, что есть нечто слегка зазорное в том, что ты англичанин, и что нужно в обязательном порядке фыркнуть на каждое заведенное в Англии установление, будь то скачки или пудинг на сале. Странно, но это неоспоримый факт, что почти любому английскому интеллектуалу будет более стыдно вытянуться по стойке «смирно» при исполнении «Боже, спаси короля», чем украсть деньги из кружки для пожертвований.» Либералы всех стран очень похожи...
Теперь при звуках «Боже, храни королеву» больше не встает никто, и попробуй какой-нибудь директор кинотеатра возродить былой обычай исполнять национальный гимн, все зрители разбегутся еще до конца его исполнения. В то время, когда высказывал свое раздражение Оруэлл, презрение левых интеллектуалов ничего не стоило, потому что англичанам не было нужды задумываться о символах своей национальной особенности: зачем это, когда живешь в господствующей империи мира. А так как Британия, по сути дела, политическое изобретение, необходимо было вовлечь в нее особенности составных частей Соединенного Королевства. Осажденное племя протестантских переселенцев, перемещенных на север Ирландии, яростно цеплялось за то, что они британцы, потому что ничего другого у них не осталось, но в других регионах «Кельтской окраины» традиционное самосознание могло без труда сосуществовать с британским, и англичане были счастливы признать этот факт, так как это вроде бы подтверждало их слова о том, что это союз отдельных территорий. Отсюда прозвища: шотландцы — джоки, валлийцы — таффи, а ирландцы — пэдди или мики. Заметим, однако — и это еще один показатель преобладания англичан, — что подобного прозвища для них не существует.
Авторы юмористического учебника истории «1066 год, и Все такое» заключают, что «Норманнское завоевание - дело хорошее, потому что с тех пор больше никто Англию не завоевывал, и она таким образом смогла стать ведущей нацией». Авторы признают, что история Соединенного Королевства — это история достижений Англии. Книга, написанная в 1930 году, заканчивается Версальским договором, котзрым завершилась Первая мировая война и в котором провозглашается, что «Англии следует позволить заплатить за эту войну» и что стран должно быть гораздо больше — «и это плохо, потому что по этой причине стало больше географии». Последнее предложение гласит: «Таким образом стало ясно, что высшая нация — Америка, и на истории была поставлена точка». Британцы стараются привыкнуть к этой точке уже три поколения.
Для шотландцев или валлийцев эта проблема стоит далеко не столь остро, потому что они так никогда полностью и не разрушили свое самосознание, хотя и отдавали себе отчет в том, что они британцы. Стать образцовым англичанином и англичанкой мог любой, кто хотел этого, поэтому школа Итон добилась такого успеха в соблазнении детей новых богачей, что, в свою очередь, вызвала появление массы подражаний Итону от Индии до Малави. Однако преуспевающий шотландец всегда мог обратиться (и то и другое совсем не обязательно взаимоисключают друг друга) к самосознанию предков, которое было совсем другим. Шотландия сохранила свою систему законов и образования. Возможно, в качестве компенсации за утрату независимости шотландцы сохранили живым чувство своей истории, «чувство тождества с умершими вплоть до двадцатого поколения», как пишет об этом Роберт Луис Стивенсон в незаконченном романе «Уир Гермистон». Их «традиционную» одежду, килт, изобрели для них заново как вариант пледа, который носили, прикрепляя к поясу, шотландские горцы (возможно, кстати, это сделал англичанин-квакер, владелец чугунолитейного цеха Томас Ролинсон, чтобы одевать своих рабочих). В то самое время, когда англичане становились все более регламентированными, чтобы отвечать требованиям развития промышленности и империи, сэр Вальтер Скотт воспевал дикий романтизм шотландских горцев. Чему тогда удивляться, что после распада империи шотландцам было на что оглянуться?
У англичан для спасения не было альтернативного самосознания. Неудивительно, что они восприняли крах британского могущества острее, чем большая часть населения, потому что остальные жители королевства раздраженно утешали себя тем, что англичане сами предназначили себе такое возмездие. Готовя сборник английских рассказов, романистка А. С. Байетт обратилась к недавно изданной серии эссе «Изучение культур Британии», которая пропагандирует различные интеллектуальные традиции Британских островов. Ссылки на шотландскую культуру она обнаружила на 55 страницах, на карибскую — на 20, на валлийскую — на 27 и на ирландскую — на 28. Об английскости упоминается лишь три раза в предисловии и в связи с вызовом «гегемонии Англии».
***
Кое-что из того, что свойственно лишь англичанам, остается неизменными веками, другое изменяется навсегда. Англичан уже не определить по языку, невозможно подобрать им определение как нации: я считаю себя англичанином, хотя я на четверть шотландец и бог еще знает кто, если проследить всю мою родословную. Но каждый из нас, англичан, может составить целый список не хуже Джорджа Оруэлла (список "истинно английских вещей"). В мой собственный — из того, что первым пришло в голову, — вошли бы слова «Я знаю свои права», деревенский крикет и композитор Элгар, магазины «Сделай сам», панки, уличная мода, ирония, энергичная политика, духовые оркестры, Шекспир, свиная кумберлендская колбаса, двухэтажные автобусы, композитор Воэн Уильямс, поэт Донн и писатель Диккенс, колышащиеся тюлевые занавески, помешанность на размере женской груди, викторины и кроссворды, деревенские церкви, стены сухой кладки, садоводство, архитектор Кристофер Рен и телешоу «Монти Пайтон», добродушные приходские священники англиканской церкви, «Битлз», плохие гостиницы и прекрасное пиво, колокольный звон с церквей, художники Констебль и Пайпер, представление об иностранцах как о людях забавных, драматург Дэвид Хейр и радикальный политик Уильям Коббетт, невоздержанность в возлияниях, Женские институты, блюдо навынос фиш-энд-чипс, карри, любезность и грубость речений, бег по пересеченной местности, портящие вид стоянки туристских трейлеров на прекрасных утесах, оладьи, «бентли», трехколесные «рилайэнт робин» и так далее.
---------------------------
Задернутые колышащие тюлевые занавески у англичан символ закрытости и пристрастия пошпионить за соседями.
Я не знаю ни одной русской вещи, которая одновременно не была бы российской...
Возможно, все это не есть нечто исключительно английское, но главное, в отличие от критериев чего-то истинно британского, которые сейчас непременно разукрасят, распланируют и проведут с размахом, что три-четыре из этих вещей, взятые вместе, тут же дадут представление о некоей культуре, такой же трудноуловимой, как запах костра в октябрьские сумерки.
Так что, прежде чем англичане снова погрузятся в уныние, стоит отметить как нечто положительное тот факт, что они не тратят много энергии на обсуждение того, кто они такие. Это показатель уверенности в себе: до сих пор англичане не занимались этим, потому что им это было ни к чему. Есть ли в этом необходимость сейчас? В ответ могу лишь сказать, что, похоже, им этого больше не избежать по изложенным выше причинам. У стран, больше всех преуспевающих
в мире - процветающих и живущих в безопасности, - должно быть отчетливое ощущение своей собственной культуры.
***
Дальше - выгул личных тараканов, который никому не навязывается.
Ситуация с британцами и англичанами напоминает мне разницу между россиянами и русскими. Другой вопрос, что я себя скорее россиянкой ощущаю, "русский" как наименование национальности отдает какой-то зашоренностью и грубостью. У нас одно время бродили по улицам какие-то активисты и с напористым таким утверждением "Ты русский!" совали в руки газеты, а я во-первых не люблю, когда ко мне незнакомые мужики лезут, я пугаюсь и нервничаю, а во-вторых, всегда подмывало ответить "нет, я мордовская". С тех пор это прилагательное вызывает у меня некоторое отрицательно окрашенное волнение - кажется, что сейчас меня в шеренги построят и куда-то погонят. Опять же, агрессивно навязываемое православие ассоциируется именно с "русскостью".
Хотя с другой стороны, "россиянство" - это всякие триколоры с ворующими чиновниками. Не знаю почему. Но Байкал - это тоже Россия, а никак не Русь.
При этом я патриотка, я люблю свою страну и свой город, меня дико бесит выражения "эта страна" и "Рашка" - я не понимаю, как можно ненавидеть место, в котором живешь. Потому что место, где я живу, я воспринимаю как часть себя, если уж на то пошло. Мне иногда это отрицание напоминает ненависть к себе 13-летнего подростка из-за того, что у него уши торчат или прыщ на носу выскочил.
Для меня родина - это в том числе и мой вклад в облагораживание окружающего пространства, а если оно мне настолько не нравится, значит, я сама чего-то недоработала, и, значит, надо дальше работать, а не говорить, что всё вокруг уродство, потому что всё вокруг - не уродство, оно в большинстве своем красивое, а говоря, что всё уродство, мы это красивое уничтожаем.
Поэтому я прекрасно знаю, что если бы всё-таки уехала куда-то, я бы точно так же полюбила бы и новое место. Но поскольку других языков я не знаю и знать не хочу (мне то интересное, что есть на русском, за всю жизнь не освоить, куда ж больше-то), в другую страну я точно не уеду
Да и вообще, лень и мне и тут нравится.@темы: музыка, "Англия. Портрет народа", праминя, другие книги