Ненавижу мигрень. Мутит, качает, звездочки кружатся, глаза слезятся, от каждого движения - будто молотком в висок, полный набор. Ноги согрела, голову помыла, чаю крепкого с сахаром напилась - не помогло. Пришлось пить таблетки ![:(](http://static.diary.ru/picture/1146.gif)
На каток естественно не пошла. Весь день муть какая-то, сходили в стройматериалы, завтра будем отмывать потолок в зале, поэтому часа полтора перетаскивали всё в другие комнаты. Надоело.
Еще с "Дурным примером" эта катавасия![:(](http://static.diary.ru/picture/1146.gif)
В общем, хочется, чтобы рядом появился какой-нибудь странник и молча подул на меня. Может даже водой побрызгать, если захочет.
В традиционном мировоззрении коми болезнь воспринималась как результат воздействия различных мифологических персонажей и излечение считалось возможным только при помощи соответствующих магических обрядов. Уже в ХIХ в. они не представляли единой системы, и смысловое содержание обрядов не всегда осознавалось не только населением, но и знахарями. Тем не менее существовали устойчивые формы ритуалов, направленных на излечение и предупреждение заболеваний, строго соблюдались требования, предъявляемые к исполнителям, времени и месту проведения обрядов.
Чаще всего исполнителями обрядов являлись знахари - главные авторитеты в области лечебной магии. В некоторых случаях для лечения привлекались младший и старший члены неродственной больному семьи или же тезка больного, а знахарь выступал как руководитель обряда. Целительные силы приписывались также странникам - туйвыв морт (букв. "с пути человек"), тöвйыв морт (букв. "с ветра человек"), связанным с иными землями, а в мифологических представлениях - с "иным миром". В случае болезни просили кого-либо из знакомых, прошедших большое расстояние, или же незнакомого странника войти к больному и, не говоря ни слова, подуть на него, обрызгать струей воды изо рта, что должно было принести пользу больному. Объяснялось это тем, что человек, прошедший мимо многих деревьев, перешедший много ручьев, очищался, а очистившийся приобретал свойство лечить больных. Показательно, что и из знахарей в тяжелых случаях выбирался тот, который жил за рекой или ручьем; исключительной колдовскими способностями наделялись странствующие коновалы. Целительными силами, по представлениям к.-з. и к.-п., обладали маленькие дети и старики, не живущие половой жизнью - люди, не просто ритуально чистые, а приближенные к "иному миру" (дети, вышедшие оттуда, старики, готовящиеся перейти туда). Представления о ритуальной чистоте отразились в требовании к врачевателю одевать при лечении чистую, иногда обязательно белую одежду, в запрете врачевателям-женщинам лечить во время месячных. Важным условием успешного лечения считалось вир лöсялöм (сходство крови) больного и лекаря. Нередко неудачу сильного знахаря объясняли тем, что у него с больным вирыс оз лöсяв ("не сходится кровь"), а благоприятный результат действий обычного человека тем, что он с больным взаиморасположены по крови.
Как правило, лечебные обряды проводились ночью или ранним утром до восхода солнца. Некоторые знахари выбирали для проведения обрядов определенные дни, чаще всего среду и пятницу. Считалось, что наиболее успешным является лечение, проводимое в период убывания месяца. Согласно другим сведениям, заболевшего начинали лечить в ту же фазу луны, в период которой его "испортили".
Регламентировалось традицией и место проведения обрядов. Многие знахари избегали лечить в жилом помещении, особенно в том, в котором находились иконы, объясняя, что "заговоры в доме с образами не действуют", а приступая к лечению, "запирали" пространство при помощи ножа и не разрешали никому ни входить, ни выходить. Существовал запрет проводить обряды в постройках, на чердаке которых имелась земляная засыпка: "нельзя лечить между двумя землями". Если лечение все-таки проводилось в доме, то все действия происходили под матицей или же на пороге жилого помещения, которые в пространственной организации жилища играли роль границы между "своим" и "иным" миром. Наилучшим, а нередко и единственно возможным, местом проведения магических обрядов считалась баня, игравшая исключительную роль в системе народного мировоззрения. Эффективным также считалось лечение, проводимое на месте рождения человека.
Подобный выбор места лечения тесно связан с символикой лечебно-магических обрядов. Выделяется группа обрядов, имеющих несмотря на различное народное толкование единую семантику и восходящих к древним мифологическим представлениям о возможности перехода человека из одного мира в другой и возвращении уже в новом качестве. Показательно, что результат лечения в этом случае называется мортасьöм, букв. "очеловечивание" или "приход в человеческое состояние".
Представления о болезни как о личном существе вызывали применение различных способов прямого физического воздействия на нее. Считалось, что болезнь можно удалить, заставить покинуть тело больного - "смыть", "выпарить", "выгрызть", уничтожить - "запечь", "зарубить". Для этого в лечебной магии коми использовали воду, дым, огонь, пар, жар и т.д.
Для избавления от болезней, вызванных гневом умерших, необходимо было совершить поминки: кто-либо из родственников приходил на могилы с каким-нибудь кушаньем, например, рыбным пирогом, яйцами, говядиной. При этом заботились, чтобы все это было принесено, по возможности, в горячем виде, потому что верили, что паром от пищи питаются умершие. Очевидно, что пища, приносимая на могилы, являлась жертвой, умилостивляющей предков.
Про пропекание и разрубание больного я уже рассказывала, теперь расскажу про окуривание (тшынöдöм). Оно широко применялось в быту, промысловой и хозяйственной деятельности, лечебной практике для изгнания или отпугивания злых духов, устранения результатов их вредоносной деятельности, очищения от бытовой нечистоты. Чаще использовали дым от можжевельника, очищающее действие которого как бы усиливалось за счет устрашающего злых духов треска горящих веток. В качестве магических средств использовали также древесный мох-бородач, собранный в лесу с 12 елей, паутину из углов подполья, щучьи зубы, кору с жердинки ворот, вомидз турун "сглаз-трава" (линнея северная); доманик (пропитанный нефтью сланец), при горении издающий чрезвычайно тяжелый и неприятный запах.
При лечении порчи и сглаза стремились достать стружки с порога или ступеней лестницы, ведущей в подполье, в доме колдуна, волосы или кусочек одежды человека, подозреваемого в колдовстве. Собранное поджигали ранним утром от первого огня в печи, окуривали больного, приговаривая: Урок да вомидз вöтламö "Урок и сглаз прогоним", и остатки магических средств выбрасывали в печь. Объяснялось, что дым и неприятный запах заставит болезнь покинуть тело больного, и поэтому его не только со всех сторон окуривали, но и заставляли дышать дымом.
В других случаях, не переступая порога бани, собирали с пола мусор, оставшийся после парения, поджигали его на улице и перешагивали через дымящуюся кучку мусора со словами: Кодi сетiс, мед сiйö бöр и босьтас "Кто дал, тот пусть обратно и забирает".
При трудных родах женщину окуривали дымом от стружек с трех порогов дома, приговаривая: Кыдзи тшыныс сотчö, мед сiдзжö ставыс сотчас-мунас: урöсыс и вомидзыс "Как дым горит, пусть также все сгорит-уйдет: уроки и порчи".
Иногда, желая предотвратить возможность сглаза или порчи, заранее запасали мышиное гнездо. Во время родов его поджигали и окуривали роженицу со словами: Кыдзи шырыс рöдитö - некод оз аддзы, мед сiдз жö некод оз аддзы "Как мышь рожает - никто не видит, пусть также (роды) никто не увидит".
При лечении скота его окуривали дымом от сора, собранного у трех порогов и лестниц дома, в котором живет предполагаемый виновник сглаза и порчи.
В случае неудачной рыбной ловли, вымские коми-зыряне раскладывали на берегу большой костер, в который бросали кусочки стелек и лоскутки одежды, охапку хвороста из леса, тину из реки, приговаривая: "Если из воды (причина) - в воду, из леса - в лес, а если из-за человека - в огонь", а затем трижды перепрыгивали или обходили костер, обязательно проходя сквозь дым.
С помощью тшынöдöм очищались перед началом охотничьего сезона: для этого ижемские и пижемские охотники перед выходом на промысел клали в особую плошку с горячими углями богородскую траву, обкуривали себя на пороге своих сеней, после чего переступали порог и направлялись в дорогу. Старики для очищения от всего нечистого окуривались дымом регулярно.
Чтобы гарантировать себе охрану от сглаза и порчи на целый год, окуривались дымом от можжевельника, принесенного ранним утром Страстного четверга. Этим дымом, желая обеспечить благополучие и достаток в доме, очищали также жилище, хозяйственные постройки, посуду для молока, скотину.
Перед первым выгоном скота у церквей зажигали парные ряды костров и прогоняли весь домашний скот сквозь дым от брошенного в огонь можжевельника.
Особая сила приписывалась дыму от "живого огня", зажженного трением (дзурк би). Его получали путем трения двух кусков дерева, дверного косяка кожаным ремнем или при помощи специального буравчика. Дымом от костров, разведенных таким огнем посреди деревни, окуривались при эпидемиях, сквозь него прогоняли скот в случае массового падежа.
Еще один способ лечения - пывсьöдчöм, парение в бане. Лечение в бане считалось наиболее эффективным способом избавления от болезней, вызванных действием сверъестественных сил. Основу его могли составлять такие магические действия, направленные на очищение от "порчи", как умывание, обливание через решето, окуривание, "рубка" под корытом, протаскивание сквозь хомут, но наибольшее значение придавалось выпариванию болезни. Все обряды, а также подготовка бани происходили до восхода солнца. Знахарь втайне от окружающих, сохраняя в любой ситуации молчание, приносил в деревянных ведрах воду из тридевяти колодцев или устьев лесных ручьев, невидимых друг от друга (на практике - чаще из трех источников, зачерпнув из каждого по девять раз и вылив в ведро наотмашь). Топил баню по особым правилам, закладывая дрова в печь трижды, каждый раз по девять поленьев. Веник собирал из березовых или можжевеловых веток, срезая с трех деревьев по девять веточек, иногда таким же образом готовились три веника. Счет при этом велся назад - от девяти к единице, а у коми-пермяков - с приставкой не- ("не-один, не-два" и т.д.). Для лечения детей использовали веники из веточек карликовой березы, растущей на болоте. На Печоре веник из веточек карликовой березы, собранный на Иванов день, считался средством лечения от порчи и для взрослых.
После подготовки ритуальной бани, символически заперев ее воткнутым в дверной косяк ножом, знахарь приступал к лечению. Предварительно, для того, чтобы "болезнь не пошла внутрь", поил больного водой, стоявшей во время топки бани на волоковом оконце, или пропущенной сквозь камни банного очага. Затем на венике проверял предположение о причине болезни: если поднятый вверх комель веника сразу высыхал, то это означало, что болезнь от "сглаза". Об этом же свидетельствовал и треск камней в очаге. Парить начинал с кончиков пальцев рук, постепенно переходя веником на тело и заканчивал пальцами ног. Во время парения между ним и его помощником, стоящим за дверью, происходил диалог. На вопрос: "Мый пывсьöдан?" "Что паришь?", задаваемый трижды, знахарь отвечал: "Вомидз пывсьöда" "Сглаз выпариваю"; "Лёк йöзлысь лёк думсö пывсьöда" "Злых людей злые мысли выпариваю"; "Висьöмсö пывсьöда, вомидз пывсьöда." "Болезнь выпариваю, сглаз выпариваю".
Пывсьöдчöм могло сопровождаться заговорами, отсылающими, устрашающими болезнь: "Пышйö жö пышйö, чöдъя пувъя ягö, озъя веретяö, мырпома нюрö." "Уйдите же, уйдите, в чернично-брусничный бор, на земляничные поляны, морошковое болото"; "Пар в баню, чад - вон, биысь кö - биö, ваысь кö - ваö. Поле вылö мун да летайт." "Пар в баню, угар вон, если от огня - в огонь, если от воды - в воду. Уходи в поле и летай" и т.д. При произнесении этих заговоров знахарь притоптывал на болезнь ногами, плевал на нее и, приоткрыв дверь, пинками выталкивал ее наружу. В процессе пывсьöдчöм специальной тряпкой вытирали выступивший на теле больного пот, затем ее выбрасывали на улицу, полагая что вместе с ней уходит и болезнь.
Обращает на себя внимание ряд деталей, выявляющих более глубокий уровень семантики ритуала. Показательна примета, согласно которой, если больной во время Пывсьöдчöм открывал глаза, то считалось, что он "вернется на этот свет"; если же глаза будут закрыты, то больной считался "не жильцом на этом свете". Иногда Пывсьöдчöм взрослого человека дополнялось действиями, характерными для родильного обряда: уложив больного на полог, знахарь поочередно соединял ему за спиной пальцы правой руки и левой ноги, затем - левой руки и правой ноги. Закончив лечение ребенка, знахарь трижды лизал его в лоб, плевал вправо и влево, а в третий раз - поднимал ребенка перед собой и плевал в пространство между его ногами, приговаривая: "Аминь да риза! Только теперь родился, только теперь ожил!"
Таким образом, при Пывсьöдчöм происходило не просто физическое очищение больного, а его символическое повторное рождение через временную смерть, пребывание в ином мире и возвращение в этот мир уже в новом качестве.
Заболевание, начавшееся внезапно и сопровождавшееся колющими болями в груди, лечили уколами веретена. Знахарка брала девять веретен и каждым три раза покалывала в области грудной клетки больного. При этом ребенок, исполнявший обязанности помощника, трижды спрашивал: "Мый сутшйöдлан?" "Что закалываешь?" Знахарка отвечала: "Висьöм сутшйöдла, омöль сутшйöдла, бура да шаня сутшйöдла, важсьыс бурджыка, шаньджыка." "Болезнь закалываю, нечистого духа закалываю, хорошо и аккуратно закалываю, лучше, аккуратнее, чем прежде". Считалось, что таким образом устраняется дух, проникновение которого вызывает колики. Аналогичные ритуалы характерны для лечебно-магической практики восточных славян.
Для избавления от шевы знахарка покалывала железным шилом ступни ног страдающей женщины. Если изгнание заканчивалось успешно, шева с криком покидала тело больной, та засыпала и просыпалась здоровой.
И веретено, и шило входят в набор магических "12 остриев", наделяемых в традиционных представлениях коми-зырян способностью охранять от "нечистой силы", изгонять ее и используемых в ритуальной практике.
Шева - это такой дух в виде мыши, белки, бабочки, клубка волос, ящерицы, птички и т.п. Коми считали, что хозяевами шевы являлись колдуны, которые приобретали их одновременно с получением колдовской силы или изготовляли из осыпавшихся иголок от печной метлы, из черемуховых сердцевин, выбрасываемых при изготовлении лозы, из пепла, из сора, из засушенных, размельчённых в порошок частей ящерицы и содержали их в берестяном кузовке (шева чуман) в подполье дома или хлеву. От сохранности шева чумана зависела вся последующая жизнь колдуна: бросив кузовок в огонь, можно было уничтожить и колдуна, который в этом случае скоропостижно умирал. Хозяева шев, вынужденные по ночам кормить их собственным телом или молоком и постоянно занимать какой-нибудь работой, стремились тайно раздать их людям. Считалось, что передать шеву легче тем, кто нарушает нормы человеческого поведения (ругается, не молится, не крестится перед едой, утром не умывается и т.д.), и потому колдуны подбрасывали ее в питье или пищу в надежде, что человек забудет перекреститься перед едой, оставляли на пороге дома, на лестнице, ведущей в хлев, на перекрестке дорог, на кольях изгороди, возле ухабов, т.е. в таких местах, где человек мог споткнуться, стукнуться, опрокинуть повозку и непременно выругаться. По представлениям коми-зырян, шева могла перейти и от одного человека к другому при еде из одной миски, совместном мытье в бане, поцелуе, прощании перед смертью. По мнению удорских коми шева в виде ящерицы могла заползти в человека, неосторожно заснувшего на земле. Коми полагали также, что для женщин (в особенности, молодок, беременных и рожениц, старых дев) риск получить шеву значительно выше, нежели для мужчин. В начале ХХ в. в некоторых районах (например, у печорских оми-зырян) считалось, что редкая женщина не является носительницей шевы, поскольку обретает её сразу с замужеством, а мужчины, получив шеву, быстро умирают.
Согласно народным представлениям, проще предохраниться от приобретения шевы, нежели от неё избавиться. По зырянскому поверью, шева не в состоянии войти в человека, если присутствующие словесно отметили её присутствие, поэтому, увидев соринку, волос в тарелке, почувствовав его на языке, на губах, следовало сплюнуть и сказать: Тьпу, шева пырö "Тьфу, шева заходит". Принято было сдувать на улице пыль и волосинки с хлеба, при трапезе в чужом доме старались не только перекрестить, но и предварительно дунуть на пищу. С человеком, имеющим шеву, остерегались есть из одной миски, вместе ходить в баню, перед смертью ему в рот клали кусочек ладана.
Считалось, что проникнув с пищей, водой или по воздуху, шева поселялась в человеческом организме, передвигалась с места на место, "грызла" наиболее вкусные ткани, особо выделяя глазной белок, и со временем покрывалась шерстью. Вселением шевы объяснялись многие хронические, сопровождающиеся удушьем, болями в области сердца, желудка, головы, заболевания. Однако главным проявлением ее присутствия считались периодически повторяющиеся истерические припадки, а также несвойственные ранее человеку поступки и разговоры, нередко - раздвоение сознания. Наблюдавшие эти припадки описывали, как женщина, считавшая себя доселе физически здоровой, начинает чувствовать головные боли, потерю аппетита, и внезапно под влиянием какого-либо ничтожного повода с ней происходит приступ эпилептического характера, она приходит в экстаз и отрывистым визгливым голосом пророчествует от имени сидящей в ней шевы. Присутствующие в это время могли узнать имя хозяина шевы, получить ответы на вопросы о своем будущем, о судьбе близких людей, о пропавших вещах и животных. Говорящей, по мнению зырян, являлась шева, полученная из головы ящерицы, если только в целях своей безопасности колдун не перевязывал ей язык конским волосом. Спровоцировать активность шевы можно было неприятным запахом, кислой или горькой пищей, видом червяка, налима, чего-либо гнилого, или же наоборот - задобрив ее приятными разговорами, похвалами, обещаниями удовлетворить ее прихоти на еду. Способности одержимых шевой к ясновидению и чревовещанию использовались в деревнях еще в годы войны, когда у женщины специально вызывали припадок и от "сидящего в ней духа" узнавали о судьбе солдат, воевавших вдали от дома и не подававших вестей.
Наблюдались случаи травестизма: женщины, ссылаясь на находящихся в них и называвших себя мужскими именами шев одевались в мужской костюм, начинали курить, пить, сквернословить, оказываться от выполнения женских работ. Описаны случаи, когда человек ощущал шеву в виде вороны, петуха и и во время приступа имитировал поведение птицы (с легкостью прыгал в высоту, каркал, кукарекал).
Согласно народным представлениям, шева оставалась в человеке до конца его жизни и после его смерти обязательно переселялась в другого. Cредства традиционной медицины признавались малоэффективными и использовались в основном для облегчения состояния больного во время приступов. Чтобы предупредить удушье, владельцы шевы перевязывали себе шею конским волосом или шелковой ниткой. Чтобы остановить передвижение шевы по телу, знахарь обводил углем сучок на стене и больное место, затем приговаривал: "Как сучок, так и шева пусть на одном месте гниёт". Во время припадка больную накрывали шелковым платком или сажали на нее младенца, наделявшегося способностями укрощать нечистую силу. Но при этом считалось, что очень сильные знахари способны с помощью особых магических обрядов и специальных трав изгнать и затем уничтожить шеву: неуязвимую для ножа, ее зашивали в кожаный мешочек и бросали в огонь, где она сгорала с сильным треском. В некоторых местах считалось, что шеву можно изгнать в церкви. Носительницы шевы должны были отстоять службу в белых холщовых сарафанах и чулках, сшитых, как для покойника иглой от себя и без узлов, и в необшитых платках из белого ситца в чёрный горошек, повязанных поверх распущенных волос двумя соседними концами.
Неизвестный из 495 региона, читающий мну каждый день, у которого я в закладках - ты кто?
![:(](http://static.diary.ru/picture/1146.gif)
На каток естественно не пошла. Весь день муть какая-то, сходили в стройматериалы, завтра будем отмывать потолок в зале, поэтому часа полтора перетаскивали всё в другие комнаты. Надоело.
Еще с "Дурным примером" эта катавасия
![:(](http://static.diary.ru/picture/1146.gif)
В общем, хочется, чтобы рядом появился какой-нибудь странник и молча подул на меня. Может даже водой побрызгать, если захочет.
В традиционном мировоззрении коми болезнь воспринималась как результат воздействия различных мифологических персонажей и излечение считалось возможным только при помощи соответствующих магических обрядов. Уже в ХIХ в. они не представляли единой системы, и смысловое содержание обрядов не всегда осознавалось не только населением, но и знахарями. Тем не менее существовали устойчивые формы ритуалов, направленных на излечение и предупреждение заболеваний, строго соблюдались требования, предъявляемые к исполнителям, времени и месту проведения обрядов.
Чаще всего исполнителями обрядов являлись знахари - главные авторитеты в области лечебной магии. В некоторых случаях для лечения привлекались младший и старший члены неродственной больному семьи или же тезка больного, а знахарь выступал как руководитель обряда. Целительные силы приписывались также странникам - туйвыв морт (букв. "с пути человек"), тöвйыв морт (букв. "с ветра человек"), связанным с иными землями, а в мифологических представлениях - с "иным миром". В случае болезни просили кого-либо из знакомых, прошедших большое расстояние, или же незнакомого странника войти к больному и, не говоря ни слова, подуть на него, обрызгать струей воды изо рта, что должно было принести пользу больному. Объяснялось это тем, что человек, прошедший мимо многих деревьев, перешедший много ручьев, очищался, а очистившийся приобретал свойство лечить больных. Показательно, что и из знахарей в тяжелых случаях выбирался тот, который жил за рекой или ручьем; исключительной колдовскими способностями наделялись странствующие коновалы. Целительными силами, по представлениям к.-з. и к.-п., обладали маленькие дети и старики, не живущие половой жизнью - люди, не просто ритуально чистые, а приближенные к "иному миру" (дети, вышедшие оттуда, старики, готовящиеся перейти туда). Представления о ритуальной чистоте отразились в требовании к врачевателю одевать при лечении чистую, иногда обязательно белую одежду, в запрете врачевателям-женщинам лечить во время месячных. Важным условием успешного лечения считалось вир лöсялöм (сходство крови) больного и лекаря. Нередко неудачу сильного знахаря объясняли тем, что у него с больным вирыс оз лöсяв ("не сходится кровь"), а благоприятный результат действий обычного человека тем, что он с больным взаиморасположены по крови.
Как правило, лечебные обряды проводились ночью или ранним утром до восхода солнца. Некоторые знахари выбирали для проведения обрядов определенные дни, чаще всего среду и пятницу. Считалось, что наиболее успешным является лечение, проводимое в период убывания месяца. Согласно другим сведениям, заболевшего начинали лечить в ту же фазу луны, в период которой его "испортили".
Регламентировалось традицией и место проведения обрядов. Многие знахари избегали лечить в жилом помещении, особенно в том, в котором находились иконы, объясняя, что "заговоры в доме с образами не действуют", а приступая к лечению, "запирали" пространство при помощи ножа и не разрешали никому ни входить, ни выходить. Существовал запрет проводить обряды в постройках, на чердаке которых имелась земляная засыпка: "нельзя лечить между двумя землями". Если лечение все-таки проводилось в доме, то все действия происходили под матицей или же на пороге жилого помещения, которые в пространственной организации жилища играли роль границы между "своим" и "иным" миром. Наилучшим, а нередко и единственно возможным, местом проведения магических обрядов считалась баня, игравшая исключительную роль в системе народного мировоззрения. Эффективным также считалось лечение, проводимое на месте рождения человека.
Подобный выбор места лечения тесно связан с символикой лечебно-магических обрядов. Выделяется группа обрядов, имеющих несмотря на различное народное толкование единую семантику и восходящих к древним мифологическим представлениям о возможности перехода человека из одного мира в другой и возвращении уже в новом качестве. Показательно, что результат лечения в этом случае называется мортасьöм, букв. "очеловечивание" или "приход в человеческое состояние".
Представления о болезни как о личном существе вызывали применение различных способов прямого физического воздействия на нее. Считалось, что болезнь можно удалить, заставить покинуть тело больного - "смыть", "выпарить", "выгрызть", уничтожить - "запечь", "зарубить". Для этого в лечебной магии коми использовали воду, дым, огонь, пар, жар и т.д.
Для избавления от болезней, вызванных гневом умерших, необходимо было совершить поминки: кто-либо из родственников приходил на могилы с каким-нибудь кушаньем, например, рыбным пирогом, яйцами, говядиной. При этом заботились, чтобы все это было принесено, по возможности, в горячем виде, потому что верили, что паром от пищи питаются умершие. Очевидно, что пища, приносимая на могилы, являлась жертвой, умилостивляющей предков.
Про пропекание и разрубание больного я уже рассказывала, теперь расскажу про окуривание (тшынöдöм). Оно широко применялось в быту, промысловой и хозяйственной деятельности, лечебной практике для изгнания или отпугивания злых духов, устранения результатов их вредоносной деятельности, очищения от бытовой нечистоты. Чаще использовали дым от можжевельника, очищающее действие которого как бы усиливалось за счет устрашающего злых духов треска горящих веток. В качестве магических средств использовали также древесный мох-бородач, собранный в лесу с 12 елей, паутину из углов подполья, щучьи зубы, кору с жердинки ворот, вомидз турун "сглаз-трава" (линнея северная); доманик (пропитанный нефтью сланец), при горении издающий чрезвычайно тяжелый и неприятный запах.
При лечении порчи и сглаза стремились достать стружки с порога или ступеней лестницы, ведущей в подполье, в доме колдуна, волосы или кусочек одежды человека, подозреваемого в колдовстве. Собранное поджигали ранним утром от первого огня в печи, окуривали больного, приговаривая: Урок да вомидз вöтламö "Урок и сглаз прогоним", и остатки магических средств выбрасывали в печь. Объяснялось, что дым и неприятный запах заставит болезнь покинуть тело больного, и поэтому его не только со всех сторон окуривали, но и заставляли дышать дымом.
В других случаях, не переступая порога бани, собирали с пола мусор, оставшийся после парения, поджигали его на улице и перешагивали через дымящуюся кучку мусора со словами: Кодi сетiс, мед сiйö бöр и босьтас "Кто дал, тот пусть обратно и забирает".
При трудных родах женщину окуривали дымом от стружек с трех порогов дома, приговаривая: Кыдзи тшыныс сотчö, мед сiдзжö ставыс сотчас-мунас: урöсыс и вомидзыс "Как дым горит, пусть также все сгорит-уйдет: уроки и порчи".
Иногда, желая предотвратить возможность сглаза или порчи, заранее запасали мышиное гнездо. Во время родов его поджигали и окуривали роженицу со словами: Кыдзи шырыс рöдитö - некод оз аддзы, мед сiдз жö некод оз аддзы "Как мышь рожает - никто не видит, пусть также (роды) никто не увидит".
При лечении скота его окуривали дымом от сора, собранного у трех порогов и лестниц дома, в котором живет предполагаемый виновник сглаза и порчи.
В случае неудачной рыбной ловли, вымские коми-зыряне раскладывали на берегу большой костер, в который бросали кусочки стелек и лоскутки одежды, охапку хвороста из леса, тину из реки, приговаривая: "Если из воды (причина) - в воду, из леса - в лес, а если из-за человека - в огонь", а затем трижды перепрыгивали или обходили костер, обязательно проходя сквозь дым.
С помощью тшынöдöм очищались перед началом охотничьего сезона: для этого ижемские и пижемские охотники перед выходом на промысел клали в особую плошку с горячими углями богородскую траву, обкуривали себя на пороге своих сеней, после чего переступали порог и направлялись в дорогу. Старики для очищения от всего нечистого окуривались дымом регулярно.
Чтобы гарантировать себе охрану от сглаза и порчи на целый год, окуривались дымом от можжевельника, принесенного ранним утром Страстного четверга. Этим дымом, желая обеспечить благополучие и достаток в доме, очищали также жилище, хозяйственные постройки, посуду для молока, скотину.
Перед первым выгоном скота у церквей зажигали парные ряды костров и прогоняли весь домашний скот сквозь дым от брошенного в огонь можжевельника.
Особая сила приписывалась дыму от "живого огня", зажженного трением (дзурк би). Его получали путем трения двух кусков дерева, дверного косяка кожаным ремнем или при помощи специального буравчика. Дымом от костров, разведенных таким огнем посреди деревни, окуривались при эпидемиях, сквозь него прогоняли скот в случае массового падежа.
Еще один способ лечения - пывсьöдчöм, парение в бане. Лечение в бане считалось наиболее эффективным способом избавления от болезней, вызванных действием сверъестественных сил. Основу его могли составлять такие магические действия, направленные на очищение от "порчи", как умывание, обливание через решето, окуривание, "рубка" под корытом, протаскивание сквозь хомут, но наибольшее значение придавалось выпариванию болезни. Все обряды, а также подготовка бани происходили до восхода солнца. Знахарь втайне от окружающих, сохраняя в любой ситуации молчание, приносил в деревянных ведрах воду из тридевяти колодцев или устьев лесных ручьев, невидимых друг от друга (на практике - чаще из трех источников, зачерпнув из каждого по девять раз и вылив в ведро наотмашь). Топил баню по особым правилам, закладывая дрова в печь трижды, каждый раз по девять поленьев. Веник собирал из березовых или можжевеловых веток, срезая с трех деревьев по девять веточек, иногда таким же образом готовились три веника. Счет при этом велся назад - от девяти к единице, а у коми-пермяков - с приставкой не- ("не-один, не-два" и т.д.). Для лечения детей использовали веники из веточек карликовой березы, растущей на болоте. На Печоре веник из веточек карликовой березы, собранный на Иванов день, считался средством лечения от порчи и для взрослых.
После подготовки ритуальной бани, символически заперев ее воткнутым в дверной косяк ножом, знахарь приступал к лечению. Предварительно, для того, чтобы "болезнь не пошла внутрь", поил больного водой, стоявшей во время топки бани на волоковом оконце, или пропущенной сквозь камни банного очага. Затем на венике проверял предположение о причине болезни: если поднятый вверх комель веника сразу высыхал, то это означало, что болезнь от "сглаза". Об этом же свидетельствовал и треск камней в очаге. Парить начинал с кончиков пальцев рук, постепенно переходя веником на тело и заканчивал пальцами ног. Во время парения между ним и его помощником, стоящим за дверью, происходил диалог. На вопрос: "Мый пывсьöдан?" "Что паришь?", задаваемый трижды, знахарь отвечал: "Вомидз пывсьöда" "Сглаз выпариваю"; "Лёк йöзлысь лёк думсö пывсьöда" "Злых людей злые мысли выпариваю"; "Висьöмсö пывсьöда, вомидз пывсьöда." "Болезнь выпариваю, сглаз выпариваю".
Пывсьöдчöм могло сопровождаться заговорами, отсылающими, устрашающими болезнь: "Пышйö жö пышйö, чöдъя пувъя ягö, озъя веретяö, мырпома нюрö." "Уйдите же, уйдите, в чернично-брусничный бор, на земляничные поляны, морошковое болото"; "Пар в баню, чад - вон, биысь кö - биö, ваысь кö - ваö. Поле вылö мун да летайт." "Пар в баню, угар вон, если от огня - в огонь, если от воды - в воду. Уходи в поле и летай" и т.д. При произнесении этих заговоров знахарь притоптывал на болезнь ногами, плевал на нее и, приоткрыв дверь, пинками выталкивал ее наружу. В процессе пывсьöдчöм специальной тряпкой вытирали выступивший на теле больного пот, затем ее выбрасывали на улицу, полагая что вместе с ней уходит и болезнь.
Обращает на себя внимание ряд деталей, выявляющих более глубокий уровень семантики ритуала. Показательна примета, согласно которой, если больной во время Пывсьöдчöм открывал глаза, то считалось, что он "вернется на этот свет"; если же глаза будут закрыты, то больной считался "не жильцом на этом свете". Иногда Пывсьöдчöм взрослого человека дополнялось действиями, характерными для родильного обряда: уложив больного на полог, знахарь поочередно соединял ему за спиной пальцы правой руки и левой ноги, затем - левой руки и правой ноги. Закончив лечение ребенка, знахарь трижды лизал его в лоб, плевал вправо и влево, а в третий раз - поднимал ребенка перед собой и плевал в пространство между его ногами, приговаривая: "Аминь да риза! Только теперь родился, только теперь ожил!"
Таким образом, при Пывсьöдчöм происходило не просто физическое очищение больного, а его символическое повторное рождение через временную смерть, пребывание в ином мире и возвращение в этот мир уже в новом качестве.
Заболевание, начавшееся внезапно и сопровождавшееся колющими болями в груди, лечили уколами веретена. Знахарка брала девять веретен и каждым три раза покалывала в области грудной клетки больного. При этом ребенок, исполнявший обязанности помощника, трижды спрашивал: "Мый сутшйöдлан?" "Что закалываешь?" Знахарка отвечала: "Висьöм сутшйöдла, омöль сутшйöдла, бура да шаня сутшйöдла, важсьыс бурджыка, шаньджыка." "Болезнь закалываю, нечистого духа закалываю, хорошо и аккуратно закалываю, лучше, аккуратнее, чем прежде". Считалось, что таким образом устраняется дух, проникновение которого вызывает колики. Аналогичные ритуалы характерны для лечебно-магической практики восточных славян.
Для избавления от шевы знахарка покалывала железным шилом ступни ног страдающей женщины. Если изгнание заканчивалось успешно, шева с криком покидала тело больной, та засыпала и просыпалась здоровой.
И веретено, и шило входят в набор магических "12 остриев", наделяемых в традиционных представлениях коми-зырян способностью охранять от "нечистой силы", изгонять ее и используемых в ритуальной практике.
Шева - это такой дух в виде мыши, белки, бабочки, клубка волос, ящерицы, птички и т.п. Коми считали, что хозяевами шевы являлись колдуны, которые приобретали их одновременно с получением колдовской силы или изготовляли из осыпавшихся иголок от печной метлы, из черемуховых сердцевин, выбрасываемых при изготовлении лозы, из пепла, из сора, из засушенных, размельчённых в порошок частей ящерицы и содержали их в берестяном кузовке (шева чуман) в подполье дома или хлеву. От сохранности шева чумана зависела вся последующая жизнь колдуна: бросив кузовок в огонь, можно было уничтожить и колдуна, который в этом случае скоропостижно умирал. Хозяева шев, вынужденные по ночам кормить их собственным телом или молоком и постоянно занимать какой-нибудь работой, стремились тайно раздать их людям. Считалось, что передать шеву легче тем, кто нарушает нормы человеческого поведения (ругается, не молится, не крестится перед едой, утром не умывается и т.д.), и потому колдуны подбрасывали ее в питье или пищу в надежде, что человек забудет перекреститься перед едой, оставляли на пороге дома, на лестнице, ведущей в хлев, на перекрестке дорог, на кольях изгороди, возле ухабов, т.е. в таких местах, где человек мог споткнуться, стукнуться, опрокинуть повозку и непременно выругаться. По представлениям коми-зырян, шева могла перейти и от одного человека к другому при еде из одной миски, совместном мытье в бане, поцелуе, прощании перед смертью. По мнению удорских коми шева в виде ящерицы могла заползти в человека, неосторожно заснувшего на земле. Коми полагали также, что для женщин (в особенности, молодок, беременных и рожениц, старых дев) риск получить шеву значительно выше, нежели для мужчин. В начале ХХ в. в некоторых районах (например, у печорских оми-зырян) считалось, что редкая женщина не является носительницей шевы, поскольку обретает её сразу с замужеством, а мужчины, получив шеву, быстро умирают.
Согласно народным представлениям, проще предохраниться от приобретения шевы, нежели от неё избавиться. По зырянскому поверью, шева не в состоянии войти в человека, если присутствующие словесно отметили её присутствие, поэтому, увидев соринку, волос в тарелке, почувствовав его на языке, на губах, следовало сплюнуть и сказать: Тьпу, шева пырö "Тьфу, шева заходит". Принято было сдувать на улице пыль и волосинки с хлеба, при трапезе в чужом доме старались не только перекрестить, но и предварительно дунуть на пищу. С человеком, имеющим шеву, остерегались есть из одной миски, вместе ходить в баню, перед смертью ему в рот клали кусочек ладана.
Считалось, что проникнув с пищей, водой или по воздуху, шева поселялась в человеческом организме, передвигалась с места на место, "грызла" наиболее вкусные ткани, особо выделяя глазной белок, и со временем покрывалась шерстью. Вселением шевы объяснялись многие хронические, сопровождающиеся удушьем, болями в области сердца, желудка, головы, заболевания. Однако главным проявлением ее присутствия считались периодически повторяющиеся истерические припадки, а также несвойственные ранее человеку поступки и разговоры, нередко - раздвоение сознания. Наблюдавшие эти припадки описывали, как женщина, считавшая себя доселе физически здоровой, начинает чувствовать головные боли, потерю аппетита, и внезапно под влиянием какого-либо ничтожного повода с ней происходит приступ эпилептического характера, она приходит в экстаз и отрывистым визгливым голосом пророчествует от имени сидящей в ней шевы. Присутствующие в это время могли узнать имя хозяина шевы, получить ответы на вопросы о своем будущем, о судьбе близких людей, о пропавших вещах и животных. Говорящей, по мнению зырян, являлась шева, полученная из головы ящерицы, если только в целях своей безопасности колдун не перевязывал ей язык конским волосом. Спровоцировать активность шевы можно было неприятным запахом, кислой или горькой пищей, видом червяка, налима, чего-либо гнилого, или же наоборот - задобрив ее приятными разговорами, похвалами, обещаниями удовлетворить ее прихоти на еду. Способности одержимых шевой к ясновидению и чревовещанию использовались в деревнях еще в годы войны, когда у женщины специально вызывали припадок и от "сидящего в ней духа" узнавали о судьбе солдат, воевавших вдали от дома и не подававших вестей.
Наблюдались случаи травестизма: женщины, ссылаясь на находящихся в них и называвших себя мужскими именами шев одевались в мужской костюм, начинали курить, пить, сквернословить, оказываться от выполнения женских работ. Описаны случаи, когда человек ощущал шеву в виде вороны, петуха и и во время приступа имитировал поведение птицы (с легкостью прыгал в высоту, каркал, кукарекал).
Согласно народным представлениям, шева оставалась в человеке до конца его жизни и после его смерти обязательно переселялась в другого. Cредства традиционной медицины признавались малоэффективными и использовались в основном для облегчения состояния больного во время приступов. Чтобы предупредить удушье, владельцы шевы перевязывали себе шею конским волосом или шелковой ниткой. Чтобы остановить передвижение шевы по телу, знахарь обводил углем сучок на стене и больное место, затем приговаривал: "Как сучок, так и шева пусть на одном месте гниёт". Во время припадка больную накрывали шелковым платком или сажали на нее младенца, наделявшегося способностями укрощать нечистую силу. Но при этом считалось, что очень сильные знахари способны с помощью особых магических обрядов и специальных трав изгнать и затем уничтожить шеву: неуязвимую для ножа, ее зашивали в кожаный мешочек и бросали в огонь, где она сгорала с сильным треском. В некоторых местах считалось, что шеву можно изгнать в церкви. Носительницы шевы должны были отстоять службу в белых холщовых сарафанах и чулках, сшитых, как для покойника иглой от себя и без узлов, и в необшитых платках из белого ситца в чёрный горошек, повязанных поверх распущенных волос двумя соседними концами.
Неизвестный из 495 региона, читающий мну каждый день, у которого я в закладках - ты кто?
на Труд?
О! как я тебя понимаю....мне в таком состоянии жить не хочется, благо оно у меня не особо продолжительное...
Смотришь в экспресс-аудите "последние сто айпи". Выглядит это так:
1) 09.11 93.120.189.204 ru 22 diary.ru/~luk3368279a/p53004256.htm
13:05:49 пути по сайту (831) diary.ru/~AksaAt/?favorite
Вот 831 в скобках - это мой регион.