Я уже копировала у себя
пост об омнисайент - людях, у которых слишком много разных интересов, чтобы зацикливаться всерьез на чем-то одном.
Сейчас читаю книгу воспоминаний такого омнисайента
![:)](/picture/3.gif)
Ричард Филлипс Фейнман - один из создателей американской атомной бомбы, основатель квантовой электродинамики, нобелевский лауреат 1965 года. Кроме квантовой физики, занимался изучением бактериофагов, исследованиями ДНК, разрабатывал способы нанесения металлов на пластмассы, а в детстве ремонтировал радиоприемники
![:)](/picture/3.gif)
И пишет замечательно.
Книжка -
тут.
Сашко восхищается такими людьми.
Волосатый зеленый мячик ^^Я придумал схему, которой пользуюсь и по сей день, когда кто-то объясняет мне что-то, а я пытаюсь это понять: я придумываю примеры. Скажем, в комнату входят математики в чрезвычайно возбужденном состоянии с потрясающей теоремой. Пока они рассказывают мне условия этой теоремы, я в уме строю нечто, что подходит ко всем ее условиям. Это легко: у вас есть множество (один мяч), два непересекающихся множества (два мяча). Затем, по мере роста количества условий, мои мячики приобретают цвет, у них отрастают волосы или что-нибудь еще. Наконец, математики выдают какую-то дурацкую теорему о мяче, которая совсем не подходит к моему волосатому зеленому мячику. Тогда я говорю: "Ложь!" Про наивностьЯ также встретил Нильса Бора. В те дни его имя было Николас Бейкер, и он приехал в Лос-Аламос с Джимом Бейкером, своим сыном, которого звали в действительности Оге Бор. Они приехали из Дании и были, как вы знаете, очень знаменитыми физиками. Даже для больших шишек Бор был великим богом.
Однажды у нас состоялось собрание - это было, когда он приехал в первый раз, - и все хотели увидеть великого Бора. Поэтому там оказалось множество людей, и мы обсуждали проблемы бомбы. Меня задвинули куда-то назад, в угол. Бор вошел и прошел мимо, и все, что я видел, - это чуточку между головами людей.
Утром того дня, когда он должен был приехать в следующий раз, у меня зазвонил телефон.
- Алло, это Фейнман?
- Да.
- Я Джим Бейкер. - Это его сын. - Мой отец и я хотели бы поговорить с вами.
- Со мной? Я - Фейнман, я просто...
- Да-да, в восемь часов, хорошо?
Итак, в восемь утра, еще никто не проснулся, я иду в условленное место! Мы перебираемся в кабинет в технической зоне, и он говорит: "Мы тут обдумывали, как бы сделать бомбу более эффективной, и в голову пришла вот какая мысль..."
Я говорю:
- Нет, это не сработает, это неэффективно, и т.д., и т.п.
А он рассуждает:
- А что если так-то и так-то?
Я сказал:
- Это звучит чуть лучше, но все основано на той же чертовой дурацкой идее.
Так продолжалось около двух часов, мы разобрали по косточкам множество идей, двигаясь вперед и возвращаясь обратно в спорах. Великий Нильс все время зажигал трубку, а она постоянно гасла. И он говорил так, что понять невозможно - бормотал, бормотал - очень трудно понять. Его сына я понимал лучше.
- Ну, - сказал он наконец, зажигая трубку, - теперь, я думаю, можно звонить большим шишкам. - Затем они обзвонили всех остальных и устроили обсуждение с ними.
Потом сын Нильса Бора рассказал мне, что произошло. В последний раз, когда Бор был здесь, он сказал сыну: "Запомни фамилию этого маленького парня вот там, сзади. Он единственный, кто не боится меня и честно скажет, когда у меня возникнет безумная мысль. И в следующий раз, когда мы захотим обсуждать новые идеи, с этими людьми, которые на все говорят: "Да-да, доктор Бор", - не стоит иметь дела. Позовем этого парня и поговорим прежде всего с ним".
Так получалось, что я всегда был наивным. Никогда не чувствовал, с кем говорю. Всегда был озабочен только физикой. Если идея казалась липовой, я говорил, что она выглядит липовой. Если она выглядела хорошей, я так и говорил: хорошая. Простое дело.
Я всегда так жил. Хорошо и приятно, если вы можете так поступать. Мне повезло в жизни - я мог это делать. Про японский языкЖивя в Киото, я пытался выучить японский язык в полном смысле этого слова. Я работал над ним гораздо упорнее и дошел до такого уровня, когда мог разъезжать в такси и общаться с людьми. Ежедневно я брал уроки японского, которые длились час.
Однажды учитель-японец объяснял мне слово "смотреть". "Итак, - сказал он. - Вы хотите сказать: "Можно мне посмотреть ваш сад?" Как Вы это скажете?"
Я составил предложение со словом, которое только что выучил.
- Нет, нет! - возразил он. - Когда Вы говорите кому-то: "Не желаете ли Вы посмотреть мой сад?", то Вы используете первое слово "смотреть". Но когда Вы хотите посмотреть сад другого человека, то Вы должны употребить другое слово для "смотреть", более вежливое.
"Не желаете ли взглянуть на мой садишко?" - вот что, по сути. Вы говорите в первом случае, но когда Вы хотите посмотреть сад другого человека, нужно сказать что-то вроде: "Могу ли я обозреть Ваш дивный сад?" Так что нужно использовать два разных слова.
Затем он дает мне еще одно предложение: "Вы идете в храм и хотите посмотреть на сады..."
Я составил предложение, на этот раз с вежливым словом "смотреть".
- Нет, нет! - сказал он. - В храме сады еще более изящные. Поэтому Вы должны сказать что-то вроде: "Могу ли я остановить свой взор на Ваших изысканнейших садах?".
Три или четыре разных слова для того, чтобы выразить одно желание, потому что, когда я делаю это, это жалко; но когда это делаете Вы, это верх изящности.
Я изучал японский язык главным образом для того, чтобы общаться с учеными, и решил проверить, существует ли та же самая проблема в их среде.
На следующий день, придя в институт, я спросил у ребят, которые были в кабинете:
- Как сказать по-японски: "Я решаю уравнение Дирака"? Они сказали: так-то и так-то.
- Отлично. Теперь я хочу сказать: "Не могли бы Вы решить уравнение Дирака?" - как я должен это сказать?
- Ну, нужно использовать другое слово для "решить", - ответили они.
- Но, почему? - возмутился я. - Когда я решаю его, я, черт побери, делаю то же самое, что и Вы, когда решаете его!
- Ну, да, но слово нужно другое - более вежливое.
Я сдался. Я решил, что этот язык не для меня и перестал изучать его.
Епта)